Это напоминает мне частые споры с одним моим другом. Существует ли патриархат? Он говорит: не здесь, не сейчас. Я отвечаю: неправда. Для начала определимся с понятиями. Для меня патриархат – это система, в которой мужчины контролируют бо́льшую часть власти и денег и используют этот контроль в своих интересах. Это не значит, что каждый отдельный мужчина сознательно угнетает каждую отдельную женщину. На свете есть женщины-миллиардерши (хотя их относительно мало) и обездоленные мужчины. Есть мужчины, ставшие жертвами изнасилования, и женщины, которые руководят компаниями. Но если вы предложите антифеминистам кнопку, одно нажатие на которую позволит всем мгновенно сменить пол (так что женщины смогут составить 70 % парламента, а мужчины – выполнять больше неоплачиваемой работы по уходу за членами семьи, женщины будут заправлять 93 % компаний из FTSE 100[143], а 90 % жертв бытовых убийств составят мужчины), вряд ли они нажмут эту кнопку. Да, бывают ситуации, невыгодные для мужчин. Но давайте посмотрим на картину в целом. Мы все еще далеко не равны.
Да, есть страны, в которых патриархат еще более заметен. Менее чем за двести лет британские феминистки разрушили большинство правовых структур, которые закрепляли за женщиной статус человека второго сорта. По закону мы должны получать одинаковую зарплату, мы имеем равные избирательные права, доступ к школьному и университетскому образованию, можем развестись, не оставшись при этом без гроша. Государство должно обеспечить нас достаточными средствами, чтобы мы могли прожить без кормильца. Однако до октября 2019 года женщины Северной Ирландии должны были рожать детей, зачатых при изнасиловании. В парламенте все еще закреплены места за аристократами, чей титул передается по мужской линии. И реализация наших прав на деле – это совсем другая история. Уволить женщину за то, что она забеременела, незаконно – но у всякой ли беременной женщины достаточно ресурсов для обращения в суд? Система льгот должна гарантировать безопасность женщинам, сбежавшим от насильников. Но у приютов нестабильное финансирование, а нехватка жилья приводит к тому, что семьи на долгие годы обречены ютиться в замшелых номерах гостиниц. Женщины, торгующие собой, стигматизированы больше, чем их клиенты, и их легче преследовать в судебном порядке, чем сутенеров.
Я сказала другу: представь разрушенный дом. Для меня это и есть патриархат. Мы строили этот дом вместе – под давлением биологии и экономики. Мужчины больше заинтересованы в том, чтобы оставить его стены нетронутыми, но и некоторые женщины тоже отлично в нем устраиваются. Для нас (как для мужчин, так и для женщин) снести дом – страшно: это значит – столкнуться с неизвестным. Для некоторых любой дом лучше, чем неопределенность. Мы не знаем, что будет, если стронуть с места вот этот кирпич. Мы не знаем, убережет ли нас от дождя новая крыша. Мы не знаем, какие бури нас ждут впереди, и хочется подпереть новые стены все теми же старыми кирпичами.