Нетрудно заметить, что многие из этих ограничений связаны с женской телесностью. Эта концепция непопулярна среди феминисток нового поколения, которые избегают аргументов, основанных на биологии. Они опасаются кого-либо «исключать» – ведь не у всех женщин есть матка или влагалище – и не желают «сводить женщин к гениталиям». Но будем откровенны: феминистки боролись в том числе за то, чтобы наше тело перестало быть «запретной зоной». Мы долгое время стремились снять табу с разговора о менструации, менопаузе или негативных сторонах деторождения. Хотим ли мы снова молчать об этом? Мы можем приветствовать трансгендеров в феминистских рядах и при этом понимать, что биология имеет значение. Я не думаю, что у меня «женские мозги» (подходящие для вышивания, негодные для войны), – но тело у меня определенно женское. Женщин угнетают как класс, потому что они, по общему убеждению, могут рожать детей. Это по-прежнему так, хотя многие женщины бездетны, как и я. Принцип самоидентификации важен, но он не отменяет материальную реальность. Раку шейки матки нет дела до вашей идентичности.

* * *

Пока я писала эту книгу, я чувствовала, что и сама меняюсь. Несколько лет назад я жила в плену чужих ожиданий. Стараясь быть «милой», я по кусочкам теряла себя. Я говорила «да», когда следовало бы сказать «нет». Я боялась, что люди сочтут меня ленивой, эгоистичной или… неудобной.

Эта книга начинается с главы о разводе, потому что уход от первого мужа – мое первое самостоятельно принятое Неудобное решение. Именно тогда я обрела независимость: от семьи (которую я разочаровала), от друзей (которых я потеряла) и от ожиданий общества. Расторгнув брак, я больше не могла считаться «хорошей девочкой». Эта очевидная неудача лишила меня возможности быть безупречной – и сделала меня свободнее.

Что еще я узнала за то время, что провела в компании моих Неудобных женщин? Неудивительно, что реакционеры ненавидят феминизм: он добивается своего. Исследуя материал, я то и дело восклицала: «Да это же произошло при моей матери!» Мама родилась в мире, где женщины обещали подчиняться мужьям; за одинаковую работу им официально платили меньше, чем мужчинам; не было приютов для жертв домашнего насилия; были запрещены аборты; девушкам (и ей в том числе) советовали не особенно думать о образовании, потому что им предстоит выйти замуж. Я и мои сестры – первое поколение женщин в нашей семье, поступивших в университет. Мы родились, когда мужьям еще позволяли насиловать жен, а Морин Кэхун была единственной в мире открытой лесбиянкой-парламентарием. Для трех моих племянниц многие проблемы, описанные в этой книге, будут такой же архаикой, как для меня – битвы суфражисток. В истории не было лучшего времени для женщин, чем наши дни, но впереди еще долгая борьба.