Утреннее заседание третьего дня конференции проходило в Актовом зале Пушкинского Дома — по приглашению его директора Всеволода Багно. Первым выступал Олег Лекманов (Москва) с докладом «Ассимиляция советской прессы в стихах Мандельштама начала 1930‐х годов»[290]. Докладчик сразу четко определил свою задачу: в советских газетах, которые читал (или мог читать) Мандельштам, он ищет не плотный подтекстный слой, а фон, помогающий прояснить некоторые образы. Скажем сразу, что подобное разделение фона и подтекста было одобрено практически всеми слушающими, и в частности Романом Тименчиком, который, впрочем, предположил, что творчество нуждается одновременно в двух раздражителях и один относится к подтекстам (например, реминисценция из классики), а другой — к фону. Вернемся к содержанию доклада Лекманова. Докладчик предположил, что «раппортички» из стихотворения «На полицейской бумаге верже…» (1930) могут быть связаны с впечатлениями Мандельштама от чтения октябрьских газет 1930 года, на страницах которых в рамках кампании против правого уклона в самых разных областях, в том числе в литературе, взаимными обвинениями обменивались рапповцы. Другой газетный контекст — обсуждение приезда Бернарда Шоу в Москву и его чествования в Колонном зале с навязчивым именованием английского автора, сочувствующего коммунистам, «патриархом». По мнению Лекманова, эту серию статей следует учитывать при комментировании стихотворения 1931 года «Еще далеко мне до патриарха…» (что, разумеется, не исключает других, куда более литературных контекстов и источников, в частности соответствующего стихотворения Баратынского). В тогдашних газетах (которые буквально кишели описаниями строек и рассказами о замене брусчатки на асфальт) обнаруживаются многочисленные параллели и для упоминаемых в этом же стихотворении «астраханской икры асфальта» и «стройки ленинских домов», а слова «целлулоид фильмы воровской» становятся понятны, если вспомнить, что незадолго до написания этого стихотворения состоялся первый (закрытый) просмотр фильма «Путевка в жизнь» — о судьбе беспризорников-воров. Наконец, стихотворение «Татары, узбеки и ненцы…» (1933) почти наверняка навеяно печатавшимися в «Литературной газете» статьями о переводах с языков народов СССР (весьма выразителен, например, список писателей, каждому из которых предписано изучать определенного украинского собрата). Сиюминутным политическим контекстом объяснима даже такая мелочь, как упоминание в стихотворении Мандельштама турецкого языка: именно в этот момент у СССР улучшились отношения с Турцией, и об этом тоже много писали в газетах.