В том же метафорическом ключе Жюль Барбе д’ Оревильи — еще один видный предтеча декаданса — спрашивает в предисловии к своему циничному и ироничному сборнику новелл о порочных женщинах «Дьявольские повести» (1874): «Почему бы им и не называться дьявольскими? Разве в них недостаточно бесовского, чтобы заслужить это милое имя?» Он заверяет читателя в том, что перед ним — «подлинные истории нашей эпохи прогресса и цивилизации столь тонкой и столь божественной, что, когда пытаешься их записать, так и кажется, будто диктует тебе сам Дьявол!»[1337] В представлении Барбе д’ Оревильи о том, что эмблемой его времени могут служить порочные женщины, есть некоторая доля истины — во всяком случае, если говорить об искусстве, потому что, как утверждалось, в последние десятилетия XIX века изображения роковых женщин расплодились в огромном количестве. Это повышенное внимание к женским персонажам, олицетворявшим зло, может показаться крайне экстравагантным, но в действительности оно являлось откликом на тревоги того времени. Причем беспокойство выказывали не только литераторы и художники. Например, итальянский врач, психолог и криминолог Чезаре Ломброзо, высказывавшийся по поводу многих важнейших проблем своего времени, уверял, что «дурные инстинкты [женщин] многочисленнее и разнообразнее, чем наклонности ко злу мужчин, но они находятся у них почти в латентном, скрытом состоянии; если же они возбуждаются и просыпаются, то последствия этого, конечно, должны быть самые ужасные»[1338].

«Святилище, где грех — молитва»: сакрализация вечной демонической женственности

«Святилище, где грех — молитва»: сакрализация вечной демонической женственности

На рубеже веков тема роковой женщины стала обретать поистине космический масштаб — часто благодаря откровенной демонизации. Эти женщины были не какими-нибудь мелкими преступницами или деревенскими злодейками, а настоящими богинями зла. Декаденты, похоже, вознамерились получить возгонкой образ отрицательной вечной женственности — нечто вроде мрачного транскультурного двойника, или тени, святой и доброй Ewig weibliche — «вечной женственности» — понятия, введенного Гёте в «Фаусте». В качестве характерного примера, где на первый план явно выдвинута связь с Сатаной, можно процитировать первые строки стихотворения Теодора Вратислава (1871–1971) L’ Éternel féminin («Вечная женственность») из сборника «Причуды» (1893):