Притом что замечание Робертс весьма любопытно, не следует забывать, что Бернар, при всем ее хитроумии, не могла целиком и полностью контролировать все грани этого «товара» (своего публичного образа)[1757]. Однако те стороны, на которых мы остановимся, были придуманы в основном ею самой. Можно сказать, что Бернар примкнула к традиции «нахальных знаменитостей», где ей предшествовали, среди прочих, Байрон, Оскар Уайльд и Жорж Санд, смело попиравшие буржуазные условности и возвышавшиеся над общепринятым мнением[1758]. Заигрывание с демоническими мотивами было вполне характерной составляющей такого имиджа.

Помимо свободы, которую Бернар обретала благодаря игре на сцене, освободиться от гнета патриархального уклада ей помогала еще и изрядная предпринимательская энергия. Ей не приходилось подчиняться распоряжениям мужчин, потому что в 1880 году она создала собственную театральную труппу, а в 1898 году открыла в Париже театр, носивший ее имя[1759]. Несмотря на формальную независимость, Бернар, естественно, жила в патриархальном обществе, и не следует забывать, что она всегда носила несколько личин попеременно, представая не только в роли своевольной и богемной нарушительницы норм, но временами и в роли мягкой и нежной женщины, сохранявшей различные традиционные женские добродетели[1760]. Однако ее доминирующий образ складывался из помпезного самовозвеличивания, эксцентричности и полного отказа от тихого домашнего идеала.

Бернар никогда открыто и публично не поддерживала феминизм, однако в ее поведении многое явно подрывало привычное равновесие гендерных ролей: она носила мужскую одежду на сцене и в жизни (хотя изредка женщины и играли мужские роли, Бернар делала это значительно чаще большинства других) и на досуге занималась такими видами деятельности, которые считались предосудительными для женщины и ассоциировались исключительно с «новой женщиной»: например, играла в теннис, каталась на велосипеде и летала на воздушном шаре[1761]. Роберт Готтлиб, биограф Бернар, метко высказался о ней: «Сару породило романтическое движение, и ее театр был театром чувств, бунтарства и Себя»[1762] [1763]. Это отлично характеризует и ее внесценический имидж, и игру. Во многом ее образ жизни был настолько бунтарским (и «аморальным»), насколько вообще было мыслимо в ту эпоху: она одна растила сына, заводила любовников, а в юности позировала для фото ню[1764]. Иными словами, ее репутация нарушительницы правил была непогрешимой, но все это происходило только на личном уровне и без какой-либо явно выраженной агитации за женские права вообще.