С нашей точки зрения, следует помнить, что Бернар одновременно и выступала в роли дерзкой нарушительницы правил, и, как ни странно, побуждала других женщин держать себя в узде[1801]. Мрачноватые стороны ее публичного образа допускали двоякое толкование: в них можно было видеть как знаки яростного сопротивления нормам, так и наглядную демонизацию женского освобождения. И потому Бернар в некотором смысле можно рассматривать как олицетворение и инфернального феминизма, и демонизированного феминизма. Притом что ее имидж отнюдь не строился исключительно на темных и демонических элементах, они все же играли весьма заметную роль. Бернар задала определенный образец поведения, который позднее довела до крайности другая женщина, не игравшая на сцене, зато обладавшая достаточными финансовыми средствами и воображением для создания такого внесценического представления — в пограничье между частной и публичной сферами, — которое по размаху и смелости едва ли не превзошло любые фантазии театральных режиссеров или профессиональных актрис. Речь идет о маркизе Луизе Казати.
Луиза Казати и ее внесценическое представление: триумф демонической женственности
Луиза Казати и ее внесценическое представление: триумф демонической женственности
Внучка Луизы Казати (1881–1957) однажды сказала о своей бабушке, что та «как будто шагнула в жизнь из сказки — волшебная, пугающая, наводящая трепет». И еще: «Конечно же, она приехала на такси, но мне все равно казалось, что это удивительное видение прилетело на метле»[1802]. Хотя Луизе Казати и далеко было до славы Сары Бернар, в свое время она была большой знаменитостью, о ней писали в колонках светской хроники газеты всего мира[1803]. Она пестовала свою демоническую личину (часть которой составлял и практический интерес к магическим ритуалам) гораздо откровеннее, чем Бернар. А из‐за того, что сама она не была профессиональной актрисой, ее демонстративное, рассчитанное на публику поведение как бы становилось особой театральной ролью — без театра. Собственно говоря, почти невозможно отделить Казати-женщину от Казати-образа — эксцентричной исполнительницы, придуманной ею ультрадекадентской роли.
В детстве она была застенчивой, к тому же ее затмевала сестра, красавица более классического типа. Поэтому позднейшую экспансивность Луизы иногда расценивали как попытку преодолеть природную робость[1804]. Когда Казати начала давать волю своим причудам и экстравагантным привычкам, ей было двадцать с небольшим лет. Родители умерли рано, и дочерям досталось огромное состояние, нажитое их отцом-хлопкопромышленником. Казати вышла замуж за видного аристократа и вскоре родила дочь. Но вместо того чтобы посвятить все силы обязанностям жены и матери, она увлеклась оккультизмом, начала собирать книги по магии и всякую сопутствующую всячину вроде карт Таро и хрустальных шаров, а еще устраивать у себя дома спиритические сеансы. Скорее всего, большинство участников этих сборищ видели во всем этом просто невинные комнатные игры, поскольку заигрывание с эзотерикой было в ту пору повальной модой[1805]. Но, как мы еще увидим, увлечение Казати всем магическим и таинственным оказалось глубже, чем просто желание не отставать от моды.