Еще одним проявлением эксцентричности, которой неустанно щеголяла Бернар, был ее большой зверинец. В разное время там жили попугай, обезьяна (по кличке Дарвин), семь хамелеонов, волкопес, рысь, аллигатор, тигренок, гепард и удав[1784]. Рассказывали, будто ее любовь к животному царству была столь велика, что она договорилась со своими врачами о том, чтобы к ее позвоночнику прирастили тигриный хвост, но этот план — что неудивительно — так и не был осуществлен[1785]. К приезду актрисы в Нью-Йорк в 1880 году в рекламных целях был приурочен выход ее биографии, где содержался целый перечень опровержений — цель которого, конечно же, состояла не в искоренении всевозможных нелепых слухов, а в их еще большем распространении. В этом списке можно найти, например, историю о том, что Бернар будто бы обожала спать в гробу, что среди ее любимых блюд — «жареная кошатина, хвосты ящериц и павлиньи мозги» (вот пища, достойная ведьм из «Макбета»!), а еще — что она имеет обыкновение играть в крокет человечьими черепами. Все это — ложь, утверждалось в биографии, зато чистая правда — что у актрисы имеется «скелет мужчины, который будто бы покончил с собой из‐за несчастной любви»[1786].
«Какой-то дьяволосфинкс»: атеизм и сатанинский автопортрет Сары
«Какой-то дьяволосфинкс»: атеизм и сатанинский автопортрет Сары
Одним из множества способов, какими Бернар оспаривала гендерные роли, можно считать ее успехи в ваянии. Будучи довольно умелым скульптором и — что, пожалуй, еще важнее — знаменитостью мирового масштаба, она получила привилегии и больше двадцати лет выставляла свои работы на ежегодном Парижском салоне. В те времена ваяние считалось в высшей степени неподходящим занятием для женщины. И все же однажды Бернар даже удостоилась почетного упоминания — за большую скульптурную группу, показанную на выставке. Некоторые именитые скульпторы, вроде Родена, оставались равнодушны к ее работам, зато другие оценивали ее достаточно высоко. В любом случае, произведения Бернар хорошо продавались[1787]. В скульптуре она тоже предпочитала мрачные темы — например, как в работе «Шут и смерть», где она изобразила персонажа запрещенной во Франции пьесы Гюго «Король забавляется» (1832). Но наибольший интерес для наших целей представляет ее автопортрет «Фантастическая чернильница», известный также как «Автопортрет в образе сфинкса». Нам не удалось установить, появился ли второй вариант названия, со сфинксом (а именно он обычно и фигурирует в англоязычных работах о Бернар), уже позже или же так его называла сама скульпторша[1788]. Обычно сфинксов не изображают с крыльями летучих мышей, не типичен для них и шипастый хвост, как у каких-нибудь рептилий, так что это существо больше похоже на дракона, а он олицетворяет в христианской символике Сатану — или демона. На краю украшенного бараньими рогами резервуара, который сжимает в передних лапах фантастическое создание, примостился рогатый череп, и это тоже отсылает к дьявольским мотивам, почерпнутым не из древнегреческой, а из христианской мифологии[1789]. Еще тут вспоминается казотовский Сатана в женском обличье, которого в ту пору во Франции еще хорошо помнили, и существовавшая в искусстве традиция изображать дьявола в виде женщины или же с отдельными женскими частями тела. Таким образом, этот портрет умозрительно можно истолковать как «сатанический», и представляется вполне вероятным, что многие современники Бернар тоже воспринимали его именно так. Свидетельства тому можно найти в неподписанной статье в