Оптина выросла перед глазами неожиданно и как-то вся сразу. Она была хорошо знакома мне по иллюстрациям и описаниям во многочисленных книгах, а потому даже казалось, что я так же хорошо ей знаком, и встреча эта желанна обоюдно.

Не так ли и к вере люди приходят? Поднятые Господней дланью на необходимую высоту, они вдруг неожиданно видят над кромкой повседневных забот краешек Вечной Истины, поражающей ни с чем несравнимым блеском. Но первый же самостоятельный шаг навстречу Истине доказывает, что собственных сил удержаться на высоте нет – человек погружается в пустынные сумерки. Если жажда Вечности не оставляет его, человек прокладывает свою тропу навстречу Свету, теперь уже зная, что Он существует. И Свет ведет человека, даже оставаясь невидимым.

В жизни все удивительно мудро, вплоть до последней бытовой мелочи, только мы чаще всего не чувствуем этого, а близость святых мест обостряет восприятие.

Итак, Оптина пустынь была передо мной, но действующие ворота я увидел не сразу и стал обходить монастырь с речной, довольно грязной стороны – по дну не глубокой и не широкой колеи. И вот едет мне навстречу "Жигуленок". А свернуть-то некуда. Я немного в бочок оттеснился, и «Жигуленок» вежливо сбавил скорость. Но колесом машина очень точно попала в лужицу грязи, которая в полном объеме благополучно перешла на мои ботинки и брюки…

Я был в дороге ровно сутки. Сначала поезд вез до Москвы, потом электричка до Калуги, потом автобус до Козельска, потом пешком километров пять. Я был уставший, голодный, а теперь еще и грязный. Монах, оформлявший меня на ночлег, с дружелюбным спокойствием отметил последнее обстоятельство: «А что такой грязный?» Неловко и устало промямлив в ответ, что так уж вышло, я был привечен мирной молчаливой улыбкой.

Вспомнил об этом потом, в полную меру оценив духовную глубину монашеского вопроса. Конечно же мне надо было сказать ему: «Я и пришел к вам в надежде стать чище». Так надо было по крайней мере подумать, даже независимо от того, что имел ввиду монах. Но я, конечно, и ответил не так, и подумал иначе, потому что спрашивал инок, а отвечал мирянин.

***

Вот уже полгода, как я вернулся из Оптинской пустыни, а писать об этом, вопреки своему обыкновению, начал только сейчас. Если бы сразу же взялся за перо, то, наверное, пришлось бы его изломать, не выдавив из себя ни единой строчки – внутреннее содержание поездки ускользало, ни как не выражаясь. Да и скрывался ли хоть какой-нибудь второй план за чередой мгновенно промелькнувших впечатлений? Может да, а может нет.