Прочтя получившийся текст, герой почувствовал неадекватность того, что было мною записано, тому, что он хотел на самом деле сказать (подчеркну: его претензия относилась не к моей композиции, а к тексту, произнесенному им самим), и предложил уже письменно такой вариант исправления:
«На вопрос о мечте В. Г. отвечает: „В начале 2000-х услышал в исполнении русской певицы Жанны Бичевской песню „Куликово поле“. Засели в душу похожие на мечту слова:
18 марта 2014 года свершилось. Есть в песне продолжение:
„Мечтайте о великом: лишь великие мечты в силах затронуть людские души“ (Марк Аврелий – римский император, II век).
Почему бы и не мечтать увидеть Россию и ее Вооруженные силы такими же мощными и авторитетными в мире, как в былые времена“».
Такое часто встречается после биографического интервью, когда рассказчик проявляет инициативу типа «Я должен сказать еще (или иначе)». Очевидно, что любое интервью может быть продолжено или повторено. В.И.Ильин пишет: «Иногда в качестве заключения мною использовался обобщающий интерпретирующий вопрос: „Таким образом, как я понимаю, жизнь складывается нормально?..“ Нередко в это время диктофон уже выключен. Созданная атмосфера и выключенный диктофон порою стимулируют интервьюируемого сделать существенные дополнения, уточнения. В моей практике иногда именно эта часть давала самую интересную информацию»[476].
Развивая эту мысль, отмечу, что, насколько я могу это понять из своего опыта, порыв «Я должен сказать еще (или иначе)» демонстрирует еще и мучительные поиски адекватного языка для рассказывания о себе. И если рассказчик не удовлетворен результатом собственного выражения того, что пытался выразить, возможно, что такое интервью не вполне корректно считать состоявшимся, а результат – записанным. Ведь получается, что информант отказывает материалу моего исследования в адекватности. Так в рассказчике сливаются роли исследователя и мифотворца (языкотворца).
Мне кажется интересным и перспективным для исследования вопрос о том, чего хочет информант, когда становится участником работы исследователя. Если этот вопрос и это желание игнорировать, появляется, на мой взгляд, этическое затруднение. Оказывается, что интервьюер вторгается в жизнь интервьюируемого (а это неизбежно, и не важно, каким образом и по чьей воле это происходит), но при этом игнорирует его желания (это может быть даже желание стать соавтором исследователя). Благодаря существующим методикам анализа интервью, мы сегодня можем выявлять даже то, что рассказчик пытается скрыть. При этом вдвойне неэтичным видится мне игнорирование его желаний и потребностей как мифотворца (языкотворца).