Создавая миф о своей жизни, моделируя в рассказе условное пространство, в котором разворачивается рассказываемая биография, рассказчик всегда говорит о себе нечто большее, чем набор фактов.

Автобиографический рассказ сопровождается неизбежным поиском смыслов, разворачивающимся в процессе рассказывания: рассказывающий устанавливает причинно-следственные связи, приписывает символическое значение деталям и фактам, встраивает свою жизнь в культурные парадигмы, соответствует требованиям жанра или намеренно отступает от них. Пытаясь обнаружить уникальное или типовое содержание своей жизни, рассказывающий, как правило, делает это в рамках симпатичной ему и уже существующей парадигмы, тем самым накладывая на уникальный набор фактов предначертанный смысл. Более того, осознав свой выбор предначертанного смысла или сквозного мотива автобиографии, рассказывающий о себе сам начинает отбор «подходящих» и «не подходящих» фактов и не озвучивает последние.

Таким образом, с помощью биографического интервью мы познаем, разумеется, воплощенное вербально отражение действительно происходившей истории в памяти человека, эту историю рассказывающего. При этом действительная история испытывает как минимум двойную трансформацию – при ее запоминании и при ее рассказывании. По этой причине в исторической науке принято осторожно относиться к свидетельствам очевидцев. Эта проблема сама собой снимается в тех исследованиях, которые стремятся к выявлению мнений, картины мира, системы ценностей информантов. В таком случае не столько важна действительно происходившая история, сколько способ рассказывания о ней.

Для меня здесь интересна не сама фиксация этого очевидного тезиса, а характер трансформации действительно происходившей истории в историю рассказанную.

Под мифотворчеством обыкновенно понимают создание некоего фиктивного сюжета, часто под влиянием общественной повестки. Например, такое его определение дает «имманентная функция человеческого сознания и способ воспроизводства культуры в обществе, а также средство социального конструирования реальности. Отсутствие точной информации, недостаток образования и т. п. приводят к тому, что индивид легко попадает под влияние мифа»[474]. Я же употребляю это слово, стремясь акцентировать особенную значимость и ценность тех трансформаций действительной истории, которые происходят при ее рассказывании. М. Элиаде пишет: «… [миф] предлагает людям примеры для подражания и этим самым сообщает значимость человеческой жизни»[475]. И если первая часть этого тезиса – о жажде человека быть причастным к коллективной конвенции, то вторая утверждает, что именно миф становится для рассказчика языком, с помощью которого он насыщает жажду выявления и выражения смысла собственного бытия. Я вижу в мифотворчестве рассказчика не столько стремление соответствовать коллективной конвенции, сколько попытку сформулировать собственную уникальность – первообразы собственной истории и экзистенциальные основания собственного бытия.