Неудивительно, что, учитывая степень, в которой доходы местных исполнительных органов зависели от рынков, одно из главных препятствий к открытой войне со спекуляцией имело финансовый характер. В Харькове был зафиксирован случай, когда сборщик платежей из финансового отдела вступил в спор с милицией по поводу задержания мелких торговцев: «Если вы всех спекулянтов разгоните, то нам не с кого будет взимать разовый сбор»[499]. Более того, муниципальные отделы милиции могли значительно пополнить свои бюджеты, штрафуя торговцев, не имеющих патента, вместо того чтобы арестовывать их, а также работая сообща с администрацией рынков. Во многих городах с администрациями рынков заключались договоры, по которым те обещали оплачивать отделам милиции их услуги: в Харькове – 30 % доходов от аренды киосков и ларьков, а на крупнейшем блошином рынке Москвы – фиксированную плату в размере 156 978 рублей. Отделы милиции регулярно обращались к своему начальству в центральной администрации с просьбой одобрить подобные сделки[500].

Как и в годы Гражданской войны, приведению в силу постановлений о спекуляции мешало чувство справедливости, из-за которого сотрудники правопорядка не желали всерьез преследовать мелких торговцев. Говоря словами одного прокурора из Днепропетровска: «За какую-то мелочь – пару ботинок или несколько метров шнура я никого судить не буду!»[501] В попытке преодолеть это неприятие обязательного вынесения приговоров Наркомат юстиции и Генеральная прокуратура СССР выпустили ряд уточнений: покупка и перепродажа водки, школьных учебников, монет или гособлигаций действительно квалифицировалась как спекуляция и подлежала соответствующему преследованию по закону[502]. Некоторые чиновники принимали эти распоряжения за чистую монету. В одном из последующих докладов об этой практике, поданных в прокуратуру, отмечаются значительные региональные различия в отношении чиновников к частному обмену[503]. Тем не менее один фактор кажется универсальным: после того как в 1934 году был упразднен Рабкрин, ни одно из ведомств, напрямую участвующих в обеспечении правопорядка в сфере неформальной экономики, не хотело брать на себя ответственность за ее искоренение. Милиция и прокуратура выступали за налогообложение как основное оружие государства против черного рынка, и обычно они просто пытались переместить базары на окраины города, которые находились за пределами их юрисдикции. Чиновники, ответственные за рынки, и муниципальные финансовые отделы были склонны либо призывать милицию к более жесткой борьбе против неформальной торговли, либо напротив – махнуть рукой и пренебречь исполнением закона в пользу сбора платежей[504].