Вредители, орудовавшие в органах торговли, умышленно старались сокращать места под торговлю колхозов и колхозников, создавая условия, при которых колхознику приходилось ожидать очереди к месту торговли, торговать с земли. <…>…а вредители из финансовых органов всячески задерживали средства рынков в течение бюджетного года, а потом списывали их в доход местного бюджета (Ярославская, Омская, Челябинская об., Армянская ССР, Красноярский край и др.); вредители из органов земледелия и здравоохранения тормозили расширение сети мясо– и молочноконтрольных станций, умышленно создавали очереди к контрольным станциям, заставляя колхозника по суткам и больше ожидать в очередях проверки продуктов[478].

Список продолжался, однако сложность состояла в том, что ни у муниципалитетов, ни у колхозов не было стимула вкладываться в структурные улучшения на рынках. Они и без этого были очень прибыльны. Благодаря имевшим разрешения на торговлю крестьянам, продавцам кустарных товаров и многочисленным гражданам, платившим разовые сборы за лоточную торговлю, базары ежегодно приносили в муниципальную казну сотни тысяч рублей (в 1934 году в Москве они принесли более трех миллионов)[479].

Если обращать внимание только на зафиксированные в официальных документах негативные моменты, легко упустить из вида те модернизационные изменения, которые действительно произошли за десятилетие. В Москве, городе-витрине, центральные рынки, несомненно, стали более «культурными» в том смысле, что там были построены крытые торговые павильоны и улучшились санитарные стандарты[480]. Еще одним заметным изменением, также связанным с санитарией, было исчезновение после 1935 года с большинства городских рынков скота. Несмотря на массовый забой с 1929 по 1932 год, вплоть до середины десятилетия на продажу животных приходилась четверть всего объема рыночной торговли, однако впоследствии этот коэффициент очень быстро сократился в связи с несколькими независимыми тенденциями. Первой из них была ликвидация частных скупщиков скота, успешно проведенная властью в середине десятилетия, – достижение, которое следует, вероятно, отнести к репрессиям. Во-вторых, значительное увеличение охлаждающего оборудования на рынках способствовало продаже мяса, которое крестьянам стало легче перевозить. В-третьих, хотя в 1930-х годах городские рабочие и возобновили свою сельскохозяйственную деятельность на заводских хозяйствах и участках, цыплят и кроликов для них обычно поставляли именно профсоюзы. Наконец, возможно, именно в этой сфере материальная культура стала сдвигаться в сторону крупных городов. Несомненно, к концу 1930-х годов увидеть корову в городском дворе можно было реже, чем за десять лет до этого [Дихтяр 1961: 415; КегЫау 1968: 143][481].