Этот прыжок в театр абстрактной символики, к начальным его истокам времен Театра на Офицерской, режиссер совершил, минуя десятилетия и ряд посредствующих этапов. Правда, в его постановке есть много общего с более поздней работой Мейерхольда над той же «Смертью Тарелкина» в 1917 году в Александринском театре. Есть совпадение в стремлении режиссера создать впечатление фантасмагории на сцене. Романтик Гофман, вдохновлявший в ту пору Мейерхольда, по-видимому, в какой-то мере был использован и Диким. Есть что-то общее и в трактовке роли Тарелкина. В игре Горин-Горяинова в мейерхольдовском спектакле тоже проскальзывало что-то от образа арлекина, хотя и взятого в более сложном и тонком психологическом рисунке. Совпадают иногда и отдельные постановочные моменты, как, например, выход кредиторов.

И в то же время мейерхольдовский спектакль был сделан в гораздо более реалистических приемах, чем постановка Дикого. В нем был сохранен колорит исторической эпохи. И персонажи комедии оставались реальными людьми, несмотря на театральную условность обстановки и некоторую гротесковость жестов и движений исполнителей ролей.

Таким образом, в поисках нового сценического языка для «Смерти Тарелкина» Дикий вернулся в самые далекие дебри условного театра в пору его зарождения.

Что сказать об актерах этого не в меру «старинного» представления?

На С. Межинском, который играет Тарелкина, держится весь спектакль. Он проводит свою роль с замечательным техническим мастерством. В своих «превращениях» актер поражает почти предельным владением своим телом. Его движения отмечены точностью и пластической выразительностью. Из мелких деталей в жестах и в интонациях Межинский строит образ таинственного персонажа, «оборотня» в чиновничьем мундире, «упыря» со скользкими руками и гнилым дыханием.

Превосходно выполняет замысел режиссера В. Массалитинова в роли мещанки Брандахлыстовой. Артистка проводит ее виртуозно, в тонкой и сдержанной игре.

Выразителен А. Зражевский в роли Варравина. И вообще все актерское исполнение в этом спектакле стоит на высоком профессиональном уровне.

Но великолепное исполнительское мастерство, затраченное прекрасными актерами в постановке Дикого, остается бесплодным. Оно направлено на чисто внешние задачи, оставляя зрителя холодным и безучастным к тому, что происходит на сцене. Талант актеров, их умение создавать человеческие образы оказывается неиспользованным в спектакле.

Может быть, яснее всего это сказывается на игре Н. Светловидова. Роль Расплюева не дает широких возможностей для гротесковой стилизации. Она для этого чересчур наполнена бытом, расцвечена реалистическими деталями. Чтобы включить ее в общий условный стиль своей постановки, режиссер был вынужден приглушить ее яркий колорит, затушевать ее живые краски. Поэтому такой актер, как Светловидов, с его сочным дарованием, с его чувством быта и характерности образа, не мог использовать своих данных и развернуться по-настоящему. Он исполняет свою роль мастерски, но в несколько сухом рисунке, с излишней корректностью, как бы проговаривая ее вполголоса, словно намеренно сдерживая себя, приглушая свой игровой темперамент.