Светлый фон

— Поляки режут! Поляки режут!..

Признаюсь откровенно, я перепугался, но меня успокоила моя «хозяйка», которая, смеясь, подошла к столу и сказала.

Знаете, «барин», какое это быдло, они, как вы встали, думали, что ты на них разгневался и что поубиваешь их всех, потому что они так предубеждены о поляках, что это «нечистый народ», что с чертом водишься и имеешь такую «пулю», которая сразу смерть толпам наносит. Я успокоил их, — продолжал солдат, — и поручился, что «вы барин из благородных поляков».

Вскоре они начали смелее входить в избу, они касались каждого предмета, который стоял около меня или был на мне, и когда один из них увидел на моей груди медальон, схватил его в руку, быстро начал присматриваться и с восхищением сказал мне:

— Это Матерь Божья?

Я дал утвердительный ответ — он странно посмотрел мне в глаза и спросил:

— Разве ты крещеный?

Я кивнул ему головой в знак подтверждения, и кацап заговорил:

— Перекрестись!

Я совершил крестное знамение, и никогда, конечно, с такой торжественностью, святостью и помазанием этого не делал. Кацап внезапно обернулся и стал выкрикивать: Б!., ть!.. Иван Иванович, Петр Никитич, Илья Ильич и т. д. по очереди подзывая всех пожилых домохозяев, они тоже подбежали и толпились возле меня, а первый, кто меня изучал, размахивая руками, рассказывал:

«Смотрите, он крещен! он крестится так же, как и мы, святым крестом, он носит на груди Богородицу».

Я был формально осажден, потому что каждый жаждал рассмотреть меня в близи, касаясь руками каждого предмета. Но больше всего они смотрели на медальон, который мне пришлось снять, и он переходил из рук в руки, и с общим восхищением они восклицали:

— Смотри?., это как наша Пресвятая Богородица.

Теперь посыпались вопросы, и я некоторое время отвечал.

Завязалась бойкая беседа, которая затянулась до самого утра. Я убедился из нее, что у простого народа в России основа сердца очень хорошая, что у многих есть практический, здоровый разум.

На другой день около полудня, угощённый и провожаемый овациями местных жителей, я выехал на санях, в которые была запряжена лучшая пара лошадей, какая была в деревне.

5

[…] Исправник все повторял: «Пан свободен, береги себя, если заболеешь, то не сможешь ехать: там жена и дети с нетерпением ждут тебя».

Эти слова, как электрическая искра, потрясли всю мою нервную систему, и я тут же вскочил на ноги — здоровый, сильный и в сознании. Я широко открыл рот, вдохнул воздух, вдохнул всей грудью; мне показалось на мгновение, что я задохнулся, и, наконец, заговорил.

— Начальник, ради Бога! Это не сон ли, не смеешься ли ты надо мной?