Партия тотчас привлекла внимание гостей, кто-то заключал пари, кто-то шутил над Старым Бертом, забывшим, как держат кий, а герцог лишь досадливо морщился и с любопытством разглядывал меня, точно редкое насекомое. Лишь когда я взял третью партию, он сосредоточился на игре и сделал брейк в сто два очка. Сотня вышла красивая, в один кий, с классическим финалом, и я искренне поздравил его с блестящей победой.

Но общий счет все же остался за мной. Я поймал взгляд Курта, сидевшего в углу с бароном Донерти, и улыбнулся, прочтя в нем одобрение и неприкрытую гордость.

Сам Мак-Феникс за вечер так и не подошел к столу; лишь иногда, на миг прерывая серьезную беседу, он выставлял вперед раскрытую ладонь, с горечью следил, как дрожат пальцы, морщился и клал руку обратно на подлокотник. Мы уже пробовали поиграть, не единожды, но надолго Курта не хватало. Для него снукер был игрой, требующей математической чистоты; он не хотел зависеть от внешних факторов и бить по лузе с поправкой на собственную слабость.

– Курт не будет играть, да, док? – спросил меня Веллиртон, когда, уступив стол желающим, мы прошли к бару освежиться.

– Вы же видите, ваша светлость, он слаб, ему не до игры.

– Я думал, что поседею, когда узнал о случившемся. Спасибо, что спасли его, Патерсон. И, Бога ради, оставьте вы эту «светлость» для официальных приемов! Здесь я Старый Берт, можно Велли, не обижусь.

– К этому нужно привыкнуть, – осторожно ответил я, стремясь избежать прямого отказа.

– Привыкните. К простому общению привыкают быстрее, чем к условностям этикета. Полтора часа комы – это страшно, доктор. Для мыслителя вроде Курта малейшие изменения мозга страшны, потому что ему ошибаться нельзя. Знаете, ему нужно уехать за границу и пройти интенсивный курс лечения.

– Мы собрались в Швейцарию.

– Хороший выбор. А потом к нам, да, док? Мы, знаете, вас очень ждем. После того чуда, что вы сотворили с Куртом, все жаждут иных чудес, ведь люди по природе завистливы и эгоистичны! Мак-Феникс поделился вашим набором мантр, теперь «Тристан» по вечерам мычит на все лады. И вы представляете, доктор, помогает!

– Ерунда! Простое самовнушение! – категорически отрезал я. – Вы, ваша… э… Велли, человек иного роста и комплекции, у вас совсем иной тембр голоса, если угодно, я составлю для вас индивидуальную программу, и только она даст результат.

– Угодно! – кивнул герцог. – Мне, знаете ли, вообще угодно видеть вас в «Тристане», там просто непочатый край работы. Смотрите, сколько пациентов, доктор Патерсон!

Я осмотрел свой «непочатый край» и покивал, соглашаясь, что поле не пахано.