– Помнишь это, Джеймс?

Это была моя визитная карточка с краткой запиской на оборотной стороне. В ней я сообщал, что после смерти доктора Эшли история болезни высокородного пациента перешла ко мне. Я предлагал сэру Курту Габриелю Эдуарду Мак-Фениксу посетить меня на Фолей-стрит в течение недели.

– Я сразу решил, что дело нечисто, и парни были со мной согласны. Лишь Берт, романтичный Старый Берт уговорил меня поехать. Он сказал, я обязан посетить нового врача. Он сказал, вдруг это судьба?

Мак-Феникс бережно убрал мою визитку обратно в карман, достал сигареты и закурил, снова без мундштука. Обычно так он поступал в минуты сильнейшего волнения, чрезмерного напряжения умственного и духовного, однако с виду был спокоен и даже расслаблен, рассеянно улыбался, что-то вспоминая, и вместе с ним я поневоле вспомнил его приход на Фолей-стрит, его стремительное появление и ту немедленную, опасную симпатию, что он вызвал во мне. А потом он ворвался в мою личную жизнь и стремился теперь обосноваться в ней со всем возможным комфортом.

– Вам досталось сомнительное наследство, доктор Патерсон. Мои проблемы не так серьезны, я, собственно, не собирался ехать, а потом вдруг стало любопытно…

Вдруг это судьба?

Чтобы сменить тему, я спросил:

– А расследование, Курт? Ты собирался помочь найти убийцу…

Он рассмеялся сухим, негромким смехом и развел руками:

– Я помогаю, Патерсон. Я удаляю со сцены себя самого, а значит, за все это время не будет жертв, что дорогого стоит. Согласен?

Он смотрел на меня, улыбаясь глазами.

Его стальные глаза были неожиданно, до изумления теплыми, и вместо металла чудился бархат, к которому хотелось прижаться щекой.

Я улыбнулся в ответ.

***

Гаррисон не пришел в восторг от того, что милорд собирается прервать назначенный им курс терапии. Но был вынужден согласиться, что морское путешествие и лечение в Швейцарии пойдут пациенту на пользу. Немного поломавшись и надавав мне кучу противоречивых, зачастую невыполнимых указаний, профессор отпустил пациента на все четыре стороны.