Однако Вирджиния ошиблась в своих представлениях о будущем Гаррета. Вторая мировая война вытащила его, как и многих юношей с ферм Среднего Запада, в большой мир. Вскоре после того как Вирджиния уехала в колледж, Гордон поступил на службу в Корпус связи сухопутных войск. В течение следующих 30 лет он сделал карьеру в правительственной разведслужбе, расшифровывая секретные сообщения со всего мира. Во время войны он был шпионом и работал дешифровщиком в ЦРУ. После выхода на пенсию Гордон переехал в пригород Чикаго и устроился в компьютерную фирму. В последние годы он жил в Ричленде, Миссури, примерно в 150 милях от Голден-Сити, чтобы быть поближе к младшей сестре, Каролин. «Он вернулся, но так и не женился, – вспоминала потом Каролин. – Когда его домработница спросила, почему он не обзавелся женой, он ответил, что ему было некогда».

То, что Вирджиния предрекала «мальчику с огненно-рыжими волосами», по ее собственному признанию, оказалось одним из ее просчетов касаемо мужчин. Работа Гордона шпионом, человеком тайны международного значения, стало для нее абсолютной неожиданностью. «Настолько далеко от фермерской жизни, насколько это вообще возможно, – размышляла Вирджиния с горькой улыбкой. – Кажется, я ошибалась».

Был холодный и пасмурный октябрьский день. Вирджиния на мгновение перестала предаваться воспоминаниям о жизни и встала с кресла размять ноющее тело и посмотреть в окно. С высоты своего этажа она смотрела вниз на людей, идущих по улице мимо Университета Вашингтона, где они с Биллом когда-то вершили историю медицины.

В комнате повсюду стояли запечатанные коробки и ящики. На полу лежала ее фотография в рамке восемь на десять дюймов, сделанная еще тогда, когда, по ее словам, мужчины считали ее привлекательной. Теперь, в 83 года, ее уже не волновала внешность. «Мне нравилось быть замужем – а сейчас я не замужем, и это ужасно», – признавалась она.

Эта квартира в Сент-Луисе была ее третьим жильем за последние два года, и каждый раз она переезжала в более скромное помещение. Швейцару и управдому было велено никого к ней не пускать, а если спросят – отрицать, что она здесь живет. Аура секретности, привычная со времен ее работы в сексологических исследованиях, все еще окутывала ее быт. Она сменила множество мест, каждый раз принимая новое имя как родное. Были забыты имена «Джини» и «Мэри Вирджиния». Даже то имя, под которым ее знал весь мир – Вирджиния Э. Джонсон, – и то исчезло. В телефонном справочнике она теперь значилась как Мэри Мастерс – все еще ассоциируясь с мужчиной, с которым она сотрудничала, но которого не любила.