Казалось, все возможные стабильные и стабильно-движущиеся фигуры уже испробованы, найдены и запали в память так, что с закрытыми глазами их можно набрать на сенсорном экране. В памяти дневника уже полсотни сохранений разных конфигураций и каждый день их список пополняется.
Но игра уже начинает надоедать. Как способ отвлечься от работы она подходит прекрасно, но как способ убивать время день за днем — однозначно нет. Лучше бы Ханс не ограничивал смены в лаборатории, больше проку было бы, чем пялиться в два экрана поочередно — дневника и внешнего обзора.
Кстати, о двух экранах.
Алиса снова взяла дневник и залезла на лабораторный сервер, подключилась к культивационному боксу и его камере.
Экспериментальный образец номер четыре выглядел вполне живо. Уже трое суток как зараженный спорами тришки, он даже не думал покрываться гифами и тем более — превращаться в металл. Если так пойдет и дальше, то какое-никакое противодействие фиолетовой плесени у людей, глядишь, и появится.
Под потолком щелкнуло, и каюту заполнил голос Ханса:
— Алиса! Ответь срочно!
Алиса нахмурилась:
— Что случилось?
— Если ты не одета, одевайся, я через две минуты буду у тебя!
Голос Ханса был запыхавшимся, будто он бежал.
— Что случилось?
— Включи внешний обзор! С носа!
Ханс отключился.
Алиса потянулась к дисплею на стене и коснулась кнопки включения.
Дисплей мелко вибрировал. Мелко-мелко, так, что без тактильного контакта и не заметно.
Конечно, это дрожал не дисплей. Это дрожала сама структура гигантской туши «Солидарности», расчетное проектирование которой никогда не предусматривало вход в атмосферу.
Но «Солидарность» снова это делала.
Дисплей засветился, Алиса быстро прощелкала внешние камеры, пока не нашла курсовые.
«Солидарность» спускалась к поверхности, камера уже вышла из облачного горизонта и обеспечивала отличный обзор. Земли с такой высоты видно не было, только одна сплошная серость с редкими искорками металла. Зато очень хорошо было видно узкий длинный профиль корабля где-то далеко в стороне и кружащие вокруг него голубые всполохи.