«Может быть, – подумал Тис, – я зря заходил в крепость так, как заходил? Может быть, нужно было замирать на каждом пределе? Так, чтобы вся та погань, что сейчас терзает меня, выгорела дотла? Ну, не выдержал бы, и ладно. Все лучше, чем мучиться так, как я мучаюсь теперь. Будет ли этому конец?»
«Будет», – как будто прозвучало у него в ушах, да так громко, что Тис даже остановился. Оглянулся, стоя над выложенным камнем изображением рыбы. Оглянулся, но никого не увидел. Никого не было ни в окнах, ни в башнях. Верно, Гантанас и в самом деле был занят. Лишь Домхан и Купан стояли у решетки, да двое из шести егерей сидели на лавке у дома Тида. Сам старик ожидал Тиса чуть в стороне, уже верхом. Вторую лошадь он придерживал за уздцы.
«Ну и ладно, – вдруг с каким-то равнодушием подумал Тис. – Будь, что будет. Может, все-таки привыкну к этой боли? И проживу с ней всю жизнь? Разве я могу что-то изменить, если я сделан из этого?»
Он прошел до конца как будто затаившиеся четыре предела, миновал черных егерей, поклонившись им, подошел к Тиду и ловко запрыгнул на лошадь, словно всю жизнь ездил верхом, но только что прозвучавшая мысль не покидала его – «Разве я могу что-то изменить, если я сделан из этого?»
– Ловко, – похвалил мальчишку Тид. – Но запрыгнуть, это мелочь. Главное – как ехать будешь. Надо ведь так, чтобы потом в раскоряку не ползать по Белой Тени. Ты мне в помощь нужен, а не для украшения. Вставляй-ка ноги в стремена. Вставил? Попробуй приподняться. Получилось? Не так. Попробуй приподняться, стоя в стременах. Вот. Коленями, коленями лошадь ощущать надо! Примерно так, да. Поводья-то держи, не забывай про них. Если что, лошадь твою зовут Птичкой. Поглаживай ее время от времени, да называй по имени. Ей нравится. И запомни, ты не на лавке сидишь, а на живом существе. И если намнешь себе задницу, значит, и ей несладко придется. Прислушивайся к ней. Поедем рысью, значит, лови ее шаг, приподнимайся, когда надо, совпадай с ней. А еще лучше – держись чуть сзади и смотри на меня. Я хоть и уже не тот здоровяк, каким был когда-то, но уж в седле сидеть умею. Внимай, пригодится. Главное, чтобы ноги потом не болели.
«Что ты знаешь о боли»? – подумал Тис, глядя, как ловко старик держится в седле, и понемногу начал приноравливаться и к ходу лошади, и к тряске, которая на первых порах явно намеревалась выбить из него если не нутро, то уж все мысли без исключения. Солнце припекало плечи, и если боль не становилась от этого меньше, как будто уменьшалась память от прошлой боли, словно она была связана с крепостью, и не могла докричаться до беглеца.