— Если бы вас убило, вы вошли бы в историю науки... — зло начала Беллинсгаузен, но в это время ударил красный телефон, который все в институте называли «вертушкой» и который связывал между собой всех начальников в городе. Звонок был такой резкий, что Песьяков и Глиняный вздрогнули. Они опасливо уставились на Викторию Георгиевну, та взяла трубку:

— Слушаю вас... Да, вернулись... Что рассказывают? Ерунду... Ах, вы и сами видели... Вы правы, мы можем оказаться в глупом положении... Я бы хотела... Ну, раз вы твердо решили... — И она бережно положила трубку на аппарат. — Пока мы тут с вами препирались, там, — она кивнула на вертушку, — принято решение. Пармен Парменович приказал перевезти телегу в институт.

Человек, о котором суровая и решительная Виктория Георгиевна почтительно сказала Пармен Парменович, был председатель паратовского исполкома Сутырин.

Пармен Сутырин был фигурою незаурядной. Есть люди, для которых величина поста, на который они попадают, не помеха, а помощь. И попадись ему должность не областного, а республиканского масштаба, — а то и бери выше! — не оплошал бы Пармен, сдюжил. Не обделила природа потомственного речника ни сметкой, ни силой. Род свой Сутырины вели от лоцманов великой реки, по которой век от века проводили они над коварными мелями и мимо зловещих, желтым светящих кос глубоко сидящие, груженные мешками с мукой да сосновыми душистыми бревнами, баржи. Роста были в сутыринском племени все мужики саженного, фигурой квадратные, спина что каменная плита, разденется — не мускулы — канаты. Про парменовского деда рассказывали: тонула как-то раз баржа. Начала тонуть посреди реки, да успели подтащить к причалу. По двум узеньким танцующим сходням заторопились, потянулись муравьиные ленточки. Почти все мешки вынесли грузчики на причал, последним (сходни уже вровень с водой) зашел на баржу парменовский дед. Огляделся — на дне еще пять мешков. Грузят здесь двое доходяг, каждый тоньше мешка в два раза. Еле взвалили на деда вдвоем мешок. Посмотрел тот под ноги — сейчас баржа под воду уйдет.

— Клади еще! — командует. Быстро закинули на него второй. — Еще вали!

— Да как? Не выйдешь.

— Говорю, клади!

— Мешки еле держатся.

— Клади и этот. Последний сами унесете!

С четырьмя мешками, шевельнулся и пошел дед. Как? Никто потом понять не мог. Хорошо, доски уже были без наклона. Сделает шаг, остановится, проверяет — не ползут ли? Еще шаг... Еще... Слышит, позади доска хрустнула, всплеснуло, бултыхнулось два раза.

— Никак рухнули? — спрашивает. — Оба?

— Оба! — говорят.