В голове шумело, мешались, неслись обрывки мыслей: как могла директриса догадаться? Корзунов. Откуда известно? С ним что-то случилось — арестован, содержится в военной тюрьме... Возвращен по этапу... Не понимая, что делает, она вошла в квартиру, не ответив на поклон хозяйки, прошла к своей комнате, у двери, когда поворачивала ключ, увидела письмо, войдя в комнату, остановилась, надорвав конверт, вытащила его. Письмо было написано рукой Всеволода. Буквы прыгали, строчки обрывались, брат писал, что Корзунов убит под Мукденом и что нет никаких подробностей.

Мария Гавриловна уронила руки и долго стояла, без смысла глядя через оконное стекло на улицу. По ней, искажаясь вследствие неровностей стекла, шел человек. Когда он сжался в бесформенное пятно, а затем растаял, она достала из рукава платок, прижала к глазам, беззвучно заплакала, а затем вытащила из-под кровати чемодан и стала собираться. Под руку ей попался пакет, оставленный Корзуновым. Однажды она уже ходила по адресу, испуганная хозяйка торопливо сказала:

— Нету, нет, уехал ваш Федор. И не приходи, милая.

Сказала и испуганно оглянулась.

Мария Гавриловна медленно развязала веревку и развернула пакет. В нем черным страшным апельсином лежала бомба, в боку рожок, из которого свешивался короткий фитиль.

Как это все делается?.. Мария Гавриловна нашла лежавшие около керосиновой лампы серные спички и, держа коробку в одной руке, а бомбу в другой, сделала несколько шагов по комнате. Потом, как сомнамбула, сбросила туфли, поднялась на диван и, прижавшись спиной к ковру, замерла.

Стоит только взять бомбу под мышку, освободить руки... Чиркнуть... Поднести огонек... И вдруг спасительный, животный страх овладел ею — она бросила горящую спичку, швырнула в угол коробок, спрыгнула с дивана и, дрожа, торопливо стала одеваться. Скорее, скорее... По улице она бежала, страшный черный груз в сумочке оттягивал руку. Скорее, скорей! Опомнилась она уже около кладбищенской ограды, без дороги, путаясь туфлями в траве, оступаясь, обошла ее и остановилась, только когда увидела перед собой овраг, густо заросший мелкой колючей акацией и темным шиповником. В кровь царапая руки, сделала несколько шагов вниз, остановилась — сотни шипов уперлись в грудь — заметила дыру под корнями и, наклонившись, — ветка колючками больно резанула щеку и шею — швырнула туда бомбу.

Час спустя она подала на имя директрисы просьбу уволить ее по слабому состоянию здоровья. Та ответила согласием.

На другой день из города на дорогу, что проходила мимо слободки с низенькими мазанками и поникшими от прошедшего днем дождя садами, покатилась телега. Возница шел рядом, на соломе, брошенной на дно ее, сидела молодая женщина в темном платье, в шляпе с широкими, закрывающими лицо полями, за ее спиной — чемодан, сумка и брошенные прямо на солому пакеты. Женщина сидела лицом к лошади, та шла неторопливым шагом, поскрипывали и чавкали колеса — земля в колеях была сырой. Иногда возница шевелил собранные в руки вожжи, и тогда лошадь вздрагивала, налегала на упряжь, колеса начинали вращаться быстрее, грязь под ними щелкала проворнее. Женщина сидела с неподвижным мертвым лицом и молча смотрела поверх лошадиной спины вперед, где раскачивалась и подрагивала однообразная желтая линия холмов.