Однако по мере того как стали ясны преимущества, которые дает работа в таком отделе, стали происходить странные вещи. Сначала целевым назначением из столичного института в него прибыло два выпускника, в чьих направлениях прямо стояло название отдела. Затем по институту распространился слух, что работающим в отделе будут давать квартиры вне очереди. В это время Виктория Георгиевна была в очередной заграничной командировке, а когда вернулась, то обнаружила, что штат отдела неизвестно каким образом увеличен до восемнадцати человек и что все новые должности уже замещены. Прочитав список вновь назначенных, она обнаружила в нем пять родственников своих заместителей, трех членов профкома, двух узбеков, не читающих и не говорящих по-русски, и женщину. Женщина ранее подвизалась в системе общественного питания, была снята без права работать материально ответственным лицом и почему-то теперь оказалась в «Двиме», даже название которого она на очной ставке с директором не смогла расшифровать.

Самым же таинственным оказалось исчезновение из отдела обоих однофамильцев. Куда делись Писарев и Ломоносов, кто и когда их уволил, как ни билась Виктория Георгиевна, так и не смогла установить. Рассвирепев, велела Филумене тотчас принести книгу приказов, и отдел был расформирован.

Звонок у дверей раздавался требовательно и часто, он торопил и захлебывался. Так могла звонить только Вета.

— Что случилось? — Костя рывком отворил дверь.

В Ветином голосе бился испуг.

— Костенька, он убежал! Что делать? Помоги! — Глаза у Веты испуганно моргали. — Завал.

— Кто убежал?

— Мой удав.

— Как он мог убежать? Он же в клетке.

— Я отдала его в цирк.

— Ты что, чокнулась?

— Я дура... — раздалось всхлипывание. — Понимаешь, мне бы упереться. Три тысячи стоит, а отвечаю за него я одна. Вызвал директор, говорит — срываются гастроли, надо их выручить, — я подумала — цирк, со змеями обращаться там умеют — дам. Приезжает машина, на машине ящик, в кабине дрессировщик. «Привет-привет, где ваша змея?» Вот, показываю, в террариуме, под лампочкой. «Отключите лампочку». А было утро, на улице холодно, он быстро оцепенел, перестал двигаться. Тогда этот Никифоров, дрессировщика зовут Никифоров, берет его, кладет в ящик. Едем в цирк. Оставляем. Вечером прихожу в цирк снова. В ящике удава нет. Спрашиваю — где он? Никифоров, подонок, бреется, рот полный мыла, отвечает: «В холодильнике!» Ты понимаешь, он его, негодяй, в холодильник сунул. Перед самым номером достает, выбегает с ним на манеж, наматывает на себя, делает вид, будто змея душит его. Борется! Поборолся, устал — все-таки удав двадцать кило, — раскланялся, убежал и снова в холодильник.