— И-эх… правильно меня мама из театрального кружка забрала! Плохой из меня лицедей, — притворно вздохнул Берген. — Что бы такого соврать, чтобы ты мне поверил?
— Правду соври. И для начала — как ты украл сам кристалл?
— Не поверишь — пошел и взял!
— Просто пошел и взял? Секретную военную разработку?
— Ага.
— Врешь.
— А если я скажу, что автора ее зовут Гаус-Юххо Берген, и у него был сынуля моих лет, который еще с институтской скамьи папаше в лаборатории помогал, поскольку старик Берген готовил себе молодую смену? Тогда поверишь? И что у этого сынули в один прекрасный момент в заднице детство заиграло, и тоска по космосу верх взяла, поверишь? И что Берген-младший в тот же день и час удрал из дома, записки не оставив, поверишь? И что папаша Берген так надеялся, что сыночек одумается и вернется, что не стер в памяти лабораторного компа его биометрию, так что у Бергена-младшего по-прежнему оставался код доступа во все помещения…
— Так ты что, обокрал родного отца?
— Сам догадался или подсказал кто? — на довольную рожу капитана Бергена было противно смотреть. — Обокрал. Только не родного отца, а государство, на которое папаша работал. И записочку ему черканул на рабочем столе — мол, ты мою судьбу скорректировать не сумел, не смог меня заставить стать лабораторной крысой, а берешься планировать коррекцию поведения всего человечества!
— Обокрал государство, чтобы предложить этот кристалл…
— Корректор поведения.
— … этот корректор мафии?
— Ну, так не предложил же! А теперь хочу, чтобы он с твоей помощью попал, куда надо. К спецслужбам.
Он все еще улыбался, протягивая Гурию на ладони крохотный комочек электроники и биопластика, но глаза уже были совершенно серьезными.
— Ты ведь это не просто так. Тебе что-то от меня надо!
— Не «что», а «кто». Девушка.
— Гражданка Хоккенен?
— Да. Она, — улыбка Бергена застыла, превращаясь в болезненную гримасу. — Хват, ей нельзя на Ка-Песс. Они запрут ее в роддом и заставят вынашивать детей от доноров. Нам, мужчинам, хорошо — пару раз слил в баночку и на всю жизнь свободен. Там даже где-то мои юношеские образцы наверняка сохранились — в двадцать один год, став совершеннолетним, сдавал, как каждый добропорядочный — тогда еще — гражданин. А женщинам мучиться. Избавь ее от этого, Хват!
Гурий смотрел на кристалл, понимая, что на одной чаше весов лежит уникальная военная разработка, которая может перевернуть мир, а на другой — жизнь человека.
— Я не могу… не нарушая закона…