— Есть режим посадки, — Гурий нажатием кнопки активировал ее и откинулся на ложементе, в то время как где-то в недрах корабля прозвучал сигнал предупреждения. Экипажу следовало занять горизонтальное положение, пристегнуться и расслабиться. Из заключенных сейчас исключение было сделано только для Шоррена Ганна. Обитатели остальных трех камер должны были испытать все прелести перегрузок. Хорошо еще, что это ненадолго — две-три минуты.
Двигатели взвыли. На главном обзорном экране последний раз сменилась картинка — там, под крейсером, было ровное поле запасного космодрома. Мелькнула и пропала какая-то техника. Горизонт чуть задержался, выгибаясь, меняясь и постепенно вытягиваясь в ровную, привычную линию. Звено истребителей выпустило сигнальные ракеты и отвалилось — они свою задачу выполнили.
— Свободное падение…
— Есть.
— Торможение…
— Есть торможение!
— Планетарные на обратную тягу…
— Есть планетарные на обратную тягу!
Сегодня почему-то привычные действия замечались особенно ярко, как будто в первый раз. Возникало чувство эйфории — и тревожной тоски. Как было в первый раз, когда капитан Крокус внезапно решил доверить контроль за посадкой старпому. Гурий Хват впервые сажал «Стремительного» на грунт и разрывался между восторгом и осознанием ответственности и страхом… за что? Тогда он не смог ответить на этот вопрос. Сейчас — не хотел.
— Касание…
— Есть касание!
— Сброс тяги…
— Есть!
— Холостые…
— Есть холостые!
Ровный гул двигателей, к которому привыкаешь уже через час, сменил тональность, резанув по ушам и нервам, несмотря на всю изоляцию. Потом упал до басовитого гудения — и смолк, потонув в шипении компенсаторов. И тишина. Тишина, упавшая так внезапно, что Гурий невольно прикусил губу. Все. Конец.
У них оставалось еще немного времени — пока остынет обшивка, пока подгонят спецтехнику, пока он выйдет на связь, пока будут готовы люди. Но рано или поздно ему придется ступить на грунт, и тогда действительно все будет кончено. Ощущение потери тупило восприятие. Гурий отдавал привычные команды, совершал привычные действия машинально, бездумно.
— Капитан?
Он обернулся, посмотрел на Ковача. Лицо старпома было непроницаемым.
— Все готово? Можно выходить?