— «Ты меня вообще слышишь? Завязывай с этим. Что, думаешь, если мы тут всё засрём к хуям в три слоя, так вертухаи сразу спустятся сюда и начнут всё вместо нас отмывать?»

— «А что, у нас сейчас не засрано?» — спросил Сефферт. Судя по всему, у него закончились “боеприпасы”, так что он просто свернул газету в шар и стал целиться в Раскина. — «Сам погляди, в каком состоянии тюрьма. Чёртова штукатурка уже от стен отваливается, а древесина гниёт».

— «Ну да, действительно, почему бы ещё от себя срача не добавить, а? Охереть, великолепная идея. Довыделываешься, что Мерино тобою займётся. Да и Чанки психанёт, ведь вся вонь к нему в камеру пойдёт».

— «Ага, вот прям испугался», — Сефферт неторопливо зашагал в сторону. — «Может, начнёшь уже другой туннель рыть, потому что тут всё развалится к хренам ещё до прихода червей».

Рив уже было повернулся, чтобы обратно в свою камеру пойти, но затем задержался, чтобы ещё раз взглянуть на Раскина. Тот сидел на корточках в дальнем углу камеры, закрывшись одеялом с головой, и тихо хныкал. Психов перевели в пять дальних камер с каждой стороны коридора, отделив их от вменяемых заключённых парой пустующих камер. Хотя Рив уже был так уверен, что этой разделяющей полосой получилось так уж чётко отделить больных от здоровых. С виду никого из сидящих тут не примешь за убийцу или насильника, вот и психи не выглядели такими уж чокнутыми. Один лишь Раскин оказался достаточно любезен, продемонстрировав всем вокруг своё безумие путём пряток под одеялом. Остальные же выглядели совершенно нормально, как и любой другой человек. Хотя, в “Глыбе” никого нормальных нет, да и не было никогда. Когда понимаешь, что тебя отсюда не выпустят, то уже иначе мыслить начинаешь. Рив понял, что и его самого ничего от ухода в безумие не удерживает. Он уже давно на всё забил, дойдя до такого состояния, когда ситуация, при которой один человек другого говном забрасывает, будто бы сбрендившая обезьяна, стала для него лишь незначительно помехой.

“Дожили… Жалею мужика, который почтальона сожрал”.

Вонь говна уже стала невыносимой, так что Рив направился во двор, почувствовав там резь в глазах от холодного ветра. Маркус, сидя на корточках возле пруда с рыбой, чем-то занимался с заледеневшей поверхностью. Рив замешкался, думая о том, стоит ли покидать своё убежище от ветра в дверном проёме.

— «Ты чем там занят?» — крикнул он.

— «Надо, чтобы из пруда газ выходил», — ответил Маркус, не переставая лить кипяток вокруг поплавка, вмёрзшего в лёд. — «А то вода загрязнится».