Хоффман даже не смог точно вспомнить, сколько же Маркус уже в тюрьме сидит. Наверно, два с половиной года, а может, уже и все три. Но, с учётом всей той разраставшейся кучи говна, которую приходилось разгребать полковнику, чувство собственной вины ушло далеко на задний план.

“Дом никогда не упоминает его в беседе. Чёрт, но я ведь прекрасно понимаю, что Аня так и не перестала думать о нём. Я ведь сам ловил её на том, как она письма ему пишет. Она думает, что я ничего не замечаю, но сама же постоянно конверты самодельные клеит и таскает выброшенную бумагу из урны для переработки. Кому ещё она может писать-то? Будь я проклят, столько лет прошло, а преданность Ани так и не угасла. Маркус ей ни слова в ответ не написал, а она всё равно ждёт его”.

Раз уж Аня не забыла о Маркусе, то и Дом тоже помнит о нём. О таком и спрашивать не надо, всё и так понятно.

Тем не менее, жизнь шла дальше своим чередом. Армия ведь не завязана лишь на одном человеке. Списки погибших полнились именами как мужчин, так и женщин, которых оплакивали их семьи и друзья, чьи жизни разбились вдребезги после утраты родных и близких. А Маркус сам повёл себя так, что теперь вместо него в жизнях окружающих осталась лишь зияющая пустота.

“Вот же мудак. Ещё и духу хватает заставлять меня чувствовать вину перед ним”.

Когда сигнал светофора сменился с янтарно-жёлтого на зелёный, Хоффман тронулся на первой передаче. Если свернуть на следующем перекрёстке, то можно заглянуть в Медицинский центр Джасинто, чтобы наладить контакт с врачами и прочим персоналом, раз уж им приходится помогать заваленным работой армейским хирургам из госпиталя имени Райтмана разгрести поток пострадавших. Хоффман сразу понял по резко возросшему числу автомобилей на дороге, что он уже почти рядом с нужным зданием. Только что почти что заброшенная улица превратилась в довольно оживлённый поток транспорта. Едва свернув на площадь Флоренца, полковник тут уже увидел припаркованные тут и там автомобили, среди которых были и фургоны “скорой помощи”, и армейские “Тяжеловозы”, и развалюхи какие-то, и машины полиции. Их было так много, что дорога вдруг сузилась до одной полосы. Найдя свободное место в сотне метров от здания, Хоффман оставил автомобиль и пошёл обратно пешком. Проходившие мимо гражданские не обращали на него никакого внимания, ведь для них он был просто ещё одним солдатом. Распахнув входные двери, полковник окунулся в мир причудливых запахов, пищащих сигналов тревоги и огромной толпы людей, пытавшихся найти свободное кресло, или же просто ожидавших возле стойки регистратуры. Среди них были и искалеченные, и больные, да и просто те, кто был совершенно убит горем из-за подобной беды, случившейся с кем-то из близких. Постоянные вызовы врачей через систему громких оповещений явно свидетельствовали о том, что здесь никому продыху от работы не было. Несколько мгновений полковник просто стоял и смотрел на всё это по большей части оттого, что не мог заставить себя растолкать людей плечами, пройдя к началу очереди и переведя всё внимание персонала на себя, когда тут всё битком было забито людьми с куда более важными проблемами. Прочувствовав царившую тут атмосферу, Хоффман даже был рад тому, что аварийно-спасательными службами заведует не он, а Ройстон Шарль. Тут ведь тоже своего рода война шла.