– Мы все сделаем, – сказал он. – Как хорошо, что вещи позаботятся о нас там, где мы не можем позаботиться о них.
– Весь мир – это носитель информации, – подтвердила я. – И вся природа – тоже носитель информации. Вообще что угодно – носитель информации и одновременно сама информация. И вот на эту квантовую неопределенность вещей как информации и того, в чем она содержится, мы должны попробовать все это загрузить.
– Да, мы просто скачаем интернет для мертвых, – сказал он. – Даже не ищи нужные формулировки. Мы скачаем интернет для мертвых на кактус и яблочко. К чему сложности.
Через пару дней Лины сообщили мне: все готово. Завтра переводим все на самостоятельное энергообеспечение. Никого не предупреждаем, потому что все и так знают, что отключены от реального мира. Это как поменять источник энергии в поезде, который удачно подвис на очередном ночном полустаночке. Пассажиры не заметят, что вначале поезд мчал на топкой гари и подпрыгивающих гремучих дровах, а дальше покатит по водной глади электричества. Они и не должны ничего заметить: никто не должен страдать. И если ничего не получится, никто и не пострадает.
– Нам теперь очень нужны кластерные вещи, – сказали мне Лины. – Мы знаем, что у тебя есть письма. И прекрасно понимаем, что ты можешь отказаться. Более того: ты имеешь право. Просто мы хотим собрать некое максимальное предельное количество вещей, чтобы все прошло
– Письма мне нужны для другого, – в ужасе призналась я, фактически впервые по-настоящему озвучив что-то о том, для чего нужны мне письма.
А потом вдруг поняла: письма мне нужны для чего-то
– Стоп, – сказала я. – Стоп. Пожалуйста, отложите все на день. Мне нужен еще один день. Мне нужен еще один день.
– Для тебя у нас всегда есть один день, – сказала моя Лина. – И всегда будет, если все пройдет нормально. Тебе зачем?
– Последний звонок, – сказала я. – В смысле, из телефонной будки, пока она все еще средство связи, а не пустой артефакт.
– Один день, – сказала Лина. – Тебе хватит? Обычно последний звонок – дело одной ночи. Пусть и довольно бурной.
– Я клянусь, что встречу рассвет под памятником утонувшим в реке Березине наполеоновским солдатам, и это будет рассвет 6 июня 1997 года, – лживо пообещала я.
Что ж, эта выпускная вечеринка оказалась похожа на все мои ночные кошмары про бесконечную, неизбывную выпускную вечеринку, проходящую в мои 20, 25, 30, 35 и далее сновидческих числительных лет. Я начала с того, что позвонила А. и потребовала срочно приехать. Когда он приехал, вид у него был недовольный и озадаченный: он был уверен, что после возвращения из диктатора я больше не буду жить с мужем, и я не смогла найти в себе смелости и слез объяснить ему, почему сейчас я не могу поменять решительно ничего.