Уже в сотый раз.

– У Евы еще две минуты, – напомнила Мара.

– Лучше ей поторопиться. Чтобы успеть на встречу к сроку, мы должны выйти через пять минут.

Мара пожала плечами.

– Для Евы две минуты – как для нас целая жизнь. Думаю, ни одну предоставленную ей секунду она не захочет потерять зря.

– Но она вернется?

– На самом деле она никуда не ушла. – Мара указала на светящееся устройство «Генезиса». – Бо́льшая часть ее вычислительной мощности все еще здесь. Она выглянула наружу, вышла посмотреть на мир, но суть ее, ядро программы осталось здесь, с нами. Снаружи не найдется устройств, достаточно продвинутых и сложных для того, чтобы Ева могла в них переселиться. Или даже создать копию себя и поселить ее там.

– Выходит, она как цветок в горшке, – заметил Монк. – Распускает листья и бутоны, выпускает побеги – а корни остаются в горшке из сапфира и стали.

– Даже оставаясь прикованной к устройству, она – или ее злой двойник – может причинить немало бед. Мы уже видели это в Париже. А со временем Ева – или та, другая Ева, – возможно, сумеет выйти из «горшка» и отправится вперед, на поиски более сочных пастбищ, свободных от нашего вмешательства и контроля.

– Но пока это невозможно? – уточнил Монк; он явно хотел услышать успокаивающий и ободряющий ответ.

Мара не стала его успокаивать.

– Все быстро меняется. Вот почему разумно создавать ИИ именно сейчас, когда общий технологический уровень мира еще не отвечает этой задаче. В нашем мире такой сложной программе некуда – или почти некуда – бежать.

– Понятно. Лучше сейчас, пока мы ничего или почти ничего не можем ей предложить, чем в будущем, когда вокруг будет полно «сочных пастбищ».

– Вот именно.

Послышался мелодичный сигнал компьютера, и на экране возникла фигурка Евы. Мара смотрела на нее с удивлением. Двадцатиминутное путешествие сильно изменило Еву. Она выглядела теперь старше – или, быть может, серьезнее. Волосы были заплетены в косу и уложены короной вокруг головы. Появилась на Еве и одежда: простое желтое платье длиной до середины икр и черные туфли-«лодочки».

Маре вспомнилось, как библейская Ева, вкусив от Древа Познания, начала скрывать свою наготу. Однако на лице Евы не было стыда – лишь глубокая печаль, словно она была поражена и разочарована тем, что встретило ее в большом мире.

И кто бы ее в этом упрекнул?

Ева на экране махнула рукой, и аватар Мары рассыпался на пиксели и исчез.

– Думаю, с этими играми можно закончить, – сказала Ева; голос ее доносился из динамиков.