«Ничего… –
– Твоя «мимоза» ничуть не хуже, даже вкуснее. Да хоть и «оливье», много ли надо на двоих? И мы не будем давать этой твари ни единого лишнего шанса»
Она потерлась щекой о его плечо.
«Рожать мне скоро, Леша. Роды, это тебе не рыбья косточка»
«Рожать мне скоро, Леша. Роды, это тебе не рыбья косточка»
У него тогда захолонуло сердце – так ровно, спокойно это прозвучало… «Савичевы умерли. Умерли все»
«Нет. Ты не умрешь, – он взял ее лицо в ладони.– Ты будешь жить. Ты должна жить. Ты не можешь умереть, вот так, сейчас, когда все почти получилось!»
«Нет. Ты не умрешь, –
– Ты будешь жить. Ты должна жить. Ты не можешь умереть, вот так, сейчас, когда все почти получилось!»
А она уже улыбалась.
– Я так и не поняла, муж мой, у нас тут Новый год, или поминки? А ну-ка сделай музыку! Нет-нет, не этот ящик с «огоньком голубых»… Где-то у нас была кассета, там Джо Дассен…
Я так и не поняла, муж мой, у нас тут Новый год, или поминки? А ну-ка сделай музыку! Нет-нет, не этот ящик с «огоньком голубых»… Где-то у нас была кассета, там Джо Дассен…
Он сжал зубы – так явственно всплыло все из глубин памяти.
…Ее глаза вдруг налились слезами.
«Ох, Леша… Кончится когда-нибудь эта война?»
«Ох, Леша… Кончится когда-нибудь эта война?»
Тот удар госпожи злобной реальности был самый сокрушительный. И последний. Что-то произошло, что-то изменилось в этом мире, и она стали недосягаемы для злобной реальности – если верить объяснениям Света там, во сне… И сам Чекалов А. Б., и Юльчонок, и даже Вера Николаевна. Как будто Юлька стала той искупительной жертвой, что приносили некогда дикари, желая умаслить злобную реальность, по невежеству принимаемую за множество богов… Понимали ли они, в невежестве своем, хоть что-то? Или просто чувствовали звериным чутьем, как кошка, ищущая целебную траву? Ведь не зря же придумали те дикари искупительные жертвы…
И еще был тот, которого прибили к кресту…
– … Леша, ты не слышишь?
– А? Чего? – очнулся Алексей.