С тоской Никлас оглядел свою тюрьму — огромный трюм, ящик с артефактом, и два еле тлеющих фонаря, чей свет лишь чуть рассеивал темноту, обнажая десяток свертков, разбросанных по полу.

Сунув пистолет в карман, Никлас нерешительно оглянулся на запертую дверь, а потом двинулся к ближайшей лестнице, ведущей на дно трюма.

Взрывчатка. Вот чем следует заняться в первую очередь. Здесь и сейчас он сделает все, что может, а остальное… Остальное сейчас зависит от Маккензи.

5

5

Молодой матрос, чьего имени Томас так и не успел узнать, оказался на редкость шустрым. То ли страх придал ему дополнительных сил, то ли он родился таким прытким, в любом случае, времени зря он не терял — скакал по трапам и деревянным настилам не хуже зайца. Маккензи оставалось только мчаться за своим провожатым, стараясь не потерять из вида его белую матросскую шапочку.

Сначала они спустились с крыльев мостика на прогулочную палубу, затем нырнули в какой‑то длинный коридор, заканчивающийся узким трапом, и тут Томас окончательно потерялся. Он изучал чертежи Левиафана, но запомнить все хитросплетения палуб и переходов было невозможно. Теперь он надеялся только на то, что его проводник знает, что делает.

Паренек распахнул узкую дверь, пробежался через пустую и темную комнату с накрытыми и сервированными столами, и пулей вылетел в большой коридор. Томас, мчавшийся следом, успел лишь краем глаза заметить, что в коридоре толпится десяток человек в белоснежной форме стюардов, прежде чем провожатый снова нырнул в какую‑то дыру.

Миновав пару узких проходов, Томас и его провожатый очутились в огромном коридоре, выстеленном пушистыми коврами и украшенном бронзовыми электрическими светильниками. Здесь было людно — в коридоре толпились пассажиры, встревоженные взрывом и запахом гари, начинавшим расползаться по коридорам.

Толпа из нескольких десятков человек не стала препятствием для шустрого матроса — он проскользнул сквозь нее словно угорь, а Томас, столкнувшись со степенным джентльменом с тростью, обронил котелок, и, выкрикивая на ходу извинения, продолжил свой путь.

Это столкновение стало искрой, запалившей пламя паники. Над толпой взвился пронзительный женский визг, ему ответил низкий утробный рев ребенка, и толпа мгновенно пришла в движение. Няни с детьми, молодые леди в длинных платьях, джентльмены в смокингах и сюртуках — все они одновременно двинулись с места, пытаясь выбраться из коридора на прогулочные палубы. Томас, очутившийся в самом центре этой враз обезумевшей людской реки, тут же потерял из вида своего провожатого. Пассажиры первого класса, как обезумевшее стадо, рванулись к выходу, навстречу Томасу. Ученого, пытавшегося идти навстречу толпе, отнесло в сторону, к стене. Пожилая матрона наступила ему на ногу, высокий джентльмен в черном сюртуке больно пихнул локтем в бок. Замешкавшийся Томас отступил к стене, уворачиваясь от молодой няни в скромном платье, несшей на руках младенца, споткнулся о чью‑то ногу и чуть не упал.