Напротив Шана сидел тихий юноша с тонкими чертами лица, осунувшийся после тяжелой болезни – а Шан каменел, потому что понимал: это обманка. Это всего-навсего тело.

– Вам, наверное, понадобятся мои волосы? – наконец нарушил молчание Храмовая Собака и сам потянулся за ножницами, лежащими возле жаровни.

– Нет, – покачал головой Чистое Зеркало. – Здесь и сейчас для вас – нет.

Он пододвинул к Шану тушечницу и кисть.

На стол лег лист бумаги.

– Да… так будет правильно. Напишите мне пару строк. Любых. Что угодно. Что вам первым в голову придет.

Легко сказать – что придет в голову! А если ничего? Шан был напряжен, словно на экзамене, когда волнение смывает из памяти все знания, и пустота в голове может поспорить с пустотой белого листа бумаги. Шан тогда едва справился. Ему еще и крупно не повезло. Экзаменуемый должен показать не только грамотность и знания, а еще и какой-нибудь литературный навык – во всякий раз другой. А какой именно, до начала испытаний неизвестно – чтобы нельзя было смухлевать, приготовив ответ заранее. И надо же случиться, чтобы в год, когда Храмовая Собака сдавал экзамен, кандидатам выпало сочинить парные строки!

Поэзию Шан любил и в стихах разбирался. Но сочинять самому… такого таланта боги и духи ему не отсыпали. Он не просто не умел слагать стихи – под это дарование в его душе и разуме не было места, и даже полочку под него прибить было некуда. Все остальные задания Шан одолел за половину отпущенного срока – а над стихосложением маялся почти до удара гонга, возвещающего окончание экзамена. Кое-как он все же умудрился написать две параллельные строки:

Формальные требования были выполнены. Строки действительно параллельны: каждое слово второй строки противоположно по смыслу соответствующему слову первой. И рифма есть. И размер соблюден. Но вот назвать это поэзией… Шан даже и не пытался. Каких поэтических взлетов можно ожидать от человека, который и грамотен-то с позавчера? Шан не питал иллюзий по поводу своего творения. Он всего лишь мрачно надеялся, что экзаменатор поставит ему проходную оценку «удовлетворительно» – иначе Храмовой Собаке придется прийти на пересдачу через год, и одни лишь боги и духи ведают, что от него потребуют сочинить год спустя.

Экзаменатор выписал под его двустишием «хорошо» четкими изящными знаками, так непохожими на тяжелые черты, оставленные кистью Шана. Сразу видно, что управляться с нею Собака еще толком не приноровился. Написанное им до смешного напоминало булыжную мостовую, где все камни разного размера притиснуты друг к другу, образуя дорожное полотно. С тех пор Шану приходилось писать много и часто, и теперь его почерк напоминал уже мостовую, составленную из одинаковых ровно отесанных камней, уложенных в строгом порядке.