Храмовая Собака следовал за Наем, не вправе оглянуться. Он не мог проверить, что творится у него позади. Только надеяться.

Он шел сквозь густую слепящую предвечернюю жару, отсчитывая время по шагам. Шаг. Еще шаг. Мгновение. Еще мгновение.

Неужели они втроем все-таки ошиблись?

Неужели ничего не получится?

Шаг. И еще шаг…

И тут до Шана донеслась долгожданная задорная мелодия.

Где-то у него за спиной Тье высвистывал замысловатые фиоритуры, и заслышав их, Шан от облегчения едва не сбился с ноги.

Шелковый Пояс повелся!

И сейчас он следует за Шаном – а Тье идет за ним.

С этого момента Шану больше не было нужды усиливаться, чтобы изобразить на лице выражение довольства. Бесшабашное счастье читалось в каждой его черте. Все его тело было исполнено тем особым состоянием, которое люди ученые мудрено именуют вдохновением, а мастеровые и крестьяне – попросту радостью. Без нее невозможно ни одно мастерство на свете: вроде и на совесть сработана вещь, а поглядеть все равно не на что. Даже вопленица не пойдет причитать на похоронах без радости – чужие выйдут речи и слезы, заемные, фальшивые. А сыщик без радости – кандидат на служебное взыскание, а то и в покойники.

Это она помогает разглядеть незримое для глаз и услышать слова, которым еще лишь предстоит прозвучать. Это она помогает предвидеть и упреждать, зная без тени сомнений, чего хочет преступник сейчас – и что взбредет ему в голову потом. Это она движет помыслы сыщика в единственно верную сторону.

И это она сплела Ная, Шана и Тье из трех отдельных сущностей в цельную нить, на которой где-то болтался гадальщик Кин, нанизанный на нее, словно бусина. Связать концы нити вместе – и куда с нее бусина денется?

Лишь бы только не порвать эту нить неосторожным движением…

Именно Шану следовало быть наиболее осторожным. Ведь именно он был основой нити. Тье был узелком, не дающим бусине соскочить, а Най – иглой, ведущей нить за собой сквозь ткань города. Он и вел – туда, где они втроем заранее наметили сцену для задуманного ими действа.

Надо ведь дать преступнику возможность в приятной обстановке приглядеться к намеченной жертве получше. Вот пусть и приглядывается. Пусть уверится крепко, что болван рассыльный ничего не подозревает, и его можно взять тепленьким. Пусть уяснит, что перед ним легкая добыча.

Путь сыщиков лежал в трактир.

Не в «Луну и грош», разумеется. Туда, где столуются сыщики из управы, Шану сейчас ход заказан. И не в «Жареного петуха» – Лан сейчас на обходе, да и не стал был он лезть к другу, завидев того в форме посыльного, он все-таки в страже не со вчерашнего дня, и службу понимает. Но Шану случалось там бывать за компанию с Дылдой. Нет, риск нарваться на знакомого в «Петухе» все-таки слишком велик. Да и не подходит это заведение для намеченной цели. Так же, как и «Крепкий орешек», мимо которого Шан только что прошел: в «Орешке» собирались по большей части воины, борцы и прочий люд подобных занятий. С тем же успехом гадальщика можно было сразу тащить к «Уважаемым господам». По крайней мере, тамошняя публика повеселилась бы от души.