В кои-то веки Дайре не встрял со своими идиотскими шуточками, а Карах с Фраганом не стали комментировать. Только Макдар посмеивался чему-то своему в бороду, а недавно вернувшийся из моря Рон с мечтательной тоской смотрел на волны.

– Сыграй нам что-нибудь, Карах, – попросил Айнар. Я так редко слышал его голос, что сперва не понял, кто говорит.

– Да, согрей нас музыкой, – пробасил Ухтред. Еще один молчун, решивший озвучить свои мысли. Ну что ж, раз в год и палка стреляет.

Стоило Караху достать из-за пояса флейту, как все оживились. Меня забрал к себе Дайре и нежно почесал за ушком, как щенка. Тем временем золотоволосый поднес инструмент к губам и заиграл.

В воздухе разлилась музыка, от которой становилось легче на душе. Звуки были тихими и пыльными, словно ветер, сдувающий песок. Они сливались с шумом прибоя, баюкали, умиротворяли… Флейта рассказывала о том, как мы все устали, как закончился еще один охотничий сезон, и это казалось одновременно концом и началом. Мелодии Караха после последней Охоты всегда были печальными, как ледяные звезды над морем. Каждому эта песнь дарила что-то свое. Мне она напомнила о чувстве, которое рождается в теле, когда его омывают воды океана, лишь немного прохладнее воздуха. Ты лежишь, распластавшись, под синим бархатным небом и позволяешь волнам уносить тебя все дальше и дальше от берега, пока под тобой не вспыхнут голубые огни медуз и хрустальные дворцы незнакомых городов, куда дорога открыта лишь Рону…

Но было в музыке что-то еще, что я никак не мог уловить. Карах как будто и сам не знал, куда заведет его гармония. Он несколько раз поменял тональность, посыпались хаотичные рваные ноты, которые привели меня в состояние странного радостного возбуждения, когда я понял: Карах сыграл Грейс. Наконец-то она появилась в его флейте – не отдельной ровной мелодией, а короткими отрезками, меняющими общую канву музыки. Наш мир ширился. Охота преображалась.

За его спиной я увидел две огненноволосые фигуры. Брат с сестрой стояли неподвижно, прикрыв глаза и слушая песню Этой Стороны – места, где они появились на свет, выросли из песка или земли, из воды или солнечных лучей… Они были плотью от плоти этого мира, и от этого мне стало страшно и одновременно весело. Не эта реальность выплюнула их, а они сами отказались от нее.

Карах оборвал мелодию на резкой высокой ноте и позволил глубокому молчанию поглотить нас.

– Нам пора, – сказал Финн, – все готово.

⁂

Мне отчего-то сделалось так позорно страшно, что глазам стало горячо. Даже мягкие, баюкающие руки Айрмед, ее волосы, от которых пахло тыквенным пирогом и сладким осенним ветром, не успокаивали. Я лежал на холодном и твердом столе, пристегнутый за лоб, как будто мог вскочить и убежать. Мимо меня ходили обряженные в белое близнецы. Пахло чем-то едким и химическим, а вокруг слышался только сухой шорох врачебных костюмов и неприятное позвякивание инструментов.