Я протянула руку, и он сбросил мне в ладонь огромную капсулу с жёлудь величиной. Я проглотила её и подивилась, как она не застряла у меня в горле. Корышев заботливо придерживал стакан, пока я запивала.

— Когда кикимора убивает, выходя из кокона, или во время срыва, она хотя бы не осознаёт этого. А я не представляю, как мне теперь обо всём этом забыть, — проговорила я, когда Корышев отставил стакан.

Он горько вздохнул и вдруг привлёк меня к себе и осторожно погладил по голове. Я ткнулась в его плечо, и слёзы всё-таки полились, и сдержать их было уже невозможно.

Мы долго сидели так. Вокруг уже сновали какие-то люди, слышались голоса и странные звуки, что-то происходило, может быть, даже нечто очень важное. А Корышев всё обнимал меня, заслоняя от всех. Слёз накопилось на доброе ведро, но они всё-таки закончились, и мне стало спокойно, даже как-то почти безразлично, словно меня уже ничего и не касалось. Очень было похоже на дрёму. И это, к счастью, был не кокон. Я не чувствовала ни тошноты, ни вялости, только полную пустоту и безразличие.

И вдруг среди этого заторможённого ада надо мной раздался негромкий голос, который я не узнала, но прекрасно расслышала сказанное: «Горжусь тобой, родная. Ещё сильнее, чем прежде…». Я резко отпрянула, отталкивая Корышева, и тут же потеряла сознание.

Глава 37

Глава 37

Когда я очнулась после успокоительного обморока, я была уверена, что открою глаза и упрусь взглядом в знакомый потолок своей комнаты. Но оказалось, что я всё ещё лежу на пухлом кожаном диване Корышева, укутанная красным клетчатым пледом, а под головой у меня подушка в прохладной и скользкой шёлковой наволочке. В огромной комнате горели два низких торшера, за окном уже явно ночь, а вокруг никого.

Я мгновенно вспомнила всё произошедшее в подробностях, и меня аж в воздух подбросило. Я скинула плед и вскочила разом на ноги.

— Куда рванула?! — раздался сзади голос Корышева. — С добрым утром, кстати!

Я обернулась к нему. Корышев был уже в домашних мятых брюках и такой же мятой льняной рубашке с закатанными рукавами.

— А разве утро? — растерялась я.

— Как посмотреть. Четыре утра… или ночи. Дождь идёт, темновато поэтому.

Я уставилась на то место, где совсем недавно были два мёртвых тела. Их увезли, пятна замыли, а на этом месте лежал мохнатый ковёр.

— Почему я здесь?! Почему Эрик не забрал меня домой?!

— Потому что он уехал не домой. Марецкий велел ему срочно приехать в штаб, — пожал плечами Корышев. — Мы решили, что тебе лучше остаться здесь, а когда очнёшься, я тебя отвезу домой.