– Мне придётся публично объявить, что я последний отпрыск семейства Розенкрейц и что мы с тобой заключили мир?
– Было бы неплохо. Это бы упрочило моё положение.
– Это будет твоя первая политическая победа. Ты ведь к этому стремишься, да, Рашель?
– Я оценю это по заслугам. И я готова кое-что предложить тебе взамен. Я никогда не имела ничего против экслибров. Мальчик, который был чтецом моей бабушки у нас в доме, – он мне даже нравился. Он погиб вместе с ней в Санктуарии.
Фурия молча кивнула, на этот раз тщательно следя за тем, чтобы не выдать себя. Уловка сработала: Рашель не стала углубляться в эту тему.
– Я прикажу открыть гетто. Это потребует некоторых усилий, но я уверена, что мне удастся настоять на своём. В убежищах экслибры получат такие же права, как и библиоманты. Даю тебе слово.
– При условии, что убежища просуществуют ещё несколько недель? – уточнила Фурия.
– Я полагаю, что именно ты сможешь что-то предпринять, чтобы они не исчезли. – Рашель покосилась в сторону разбитого зеркала, хитро улыбнувшись. – Кое-кто посоветовал мне довериться тебе.
– Кто?
– Не имеет значения. Просто делай то, что собиралась. Если же тебе удастся выполнить задуманное и мы все при этом останемся живы, заключи со мной мирный договор между нашими семействами. Обещаю: тогда у Сопротивления не останется больше причин продолжать борьбу.
– Я хочу, чтобы люди, убившие Финниана, были наказаны, – попросила Фурия.
– Это были простые солдаты. Они выполняли приказы, отданные Маршем и его Комитетом.
– Тогда лиши Комитет власти!
– Именно об этом я постоянно и говорю! – усмехнулась Рашель.
– Вместо этого править нами будешь ты? Единоличная правительница? Королева?
Рашель пожала плечами:
– Мы решим, как это будет называться.
Фурия поняла. Да, это действительно был компромисс, причём, возможно, действительно не худший. Но, возможно, и не лучший. Время покажет, будет ли новое правительство мира библиомантов очередной вариацией старого или же окажется лучше прежнего.
Рашель протянула Фурии руку:
– Делай то, что собиралась. А потом приходи ко мне, и мы объявим всем о том, что старинная вражда наших родов прекращена.