Я встаю на колени возле его истекающего кровью тела. Слезы катятся градом. Внутренняя тварь торжествует: вновь я ошибся – надо было слушать ее и подчиняться. Она права, всегда права – за это я ее и ненавижу: она умнее, дальновиднее и честнее меня. Вырвавшись из заточения, монотонно, нараспев, демон совести повторяет:
Курфюрст кладет ладонь в мою руку. Полузакрытыми глазами смотрит в темное небо.
– Все хорошо! Ты даже не представляешь, как это прекрасно – умирать под яркой полуночной Луною. Она очищает меня своим светом. Простите меня все! Ты, Деменцио, Иненна, Лисаветт… Но больше всего Доктор, Архитектор… Еще пара мгновений, и я увижу Майтреа!.. Прощай, дорогой Дункан! Будь справедливым и бесстрашным правителем – иным, нежели был я… Да благословит тебя Бог!
Пару раз глубоко вздохнув, он замирает – испускает дух, легко и спокойно. Ладонь медленно холодеет, посмертная судорога то и дело пробегает по хрупкому, старческому телу.
Не знаю, сколько времени я провожу в немом, безропотном оцепенении. Опустошение накрывает меня с головой. Ложусь на пол и исступленно рыдаю, по обе стороны от меня – два коченеющих трупа. Их трагедия завершена, моя – лишь начинается…
А ведь это тоже предрекал Ламассу! Как он говорил тогда, на поляне посреди дремучего леса, в самом сердце дворца Настоата? «И закончится все, господин Клаваретт, горькими слезами на полу опустевшего Ландграфского замка». Эти слова навсегда врезались мне в память, хоть я и не подал виду, притворился, что воспринял болтовню собаки как очередную нелепую шутку. Посмеялся вместе с Иненной. И что теперь? Теперь мне не до смеху… Двуликий пес – может, это он все подстроил?
Конечно, все так! Спорить с внутренним демоном уже бесполезно. У меня против него – ни единого аргумента.
Я лежу и смотрю в потолок. В воображении всплывает образ Иненны. Что теперь с ней, жива ли? Возможно, на моей совести и третье, косвенное преступление… Вспоминаю и Настоата. Ведь это он толкнул меня на злодеяние!