Светлый фон
«Но… все же… убийство? Как потом с оным жить? Готов к адским мукам? Ландграфский престол не стоит ни единой капли крови. А если, по-твоему, стоит, то ты – никудышный, бездарный правитель! Нет никакой дихотомии и дуализма, нет “право имеющих” и “тварей дрожащих”. Мы все одно! Дилемма – лишь у тебя в голове! Отбрось ее, очисти разум от скверны – и непременно станешь Курфюрстом. Я обещаю!»

Часы на стене бьют полночь. Двенадцать мерных ударов, что эхом разносятся по Тронной зале. Курфюрст вздрагивает, заканчивает монолог. Я не успел… Или отступил, повинуясь внутреннему голосу.

Принцепс встает. Что-то мы засиделись. Зачем-то обсуждали убийства и Настоата. Я так и не понял, чего хотел от меня Дункан… Впрочем, сейчас это уже совершенно неважно. Ибо пришло время официально провозгласить его наследником, регентом и соправителем. Представляю, каким счастьем будут светиться его глубокие, изумрудно-голубые глаза!

Что-то мы засиделись. Зачем-то обсуждали убийства и Настоата. Я так и не понял, чего хотел от меня Дункан… Впрочем, сейчас это уже совершенно неважно. Ибо пришло время официально провозгласить его наследником, регентом и соправителем. Представляю, каким счастьем будут светиться его глубокие, изумрудно-голубые глаза!

– А теперь, друг, я хочу сообщить тебе заветную новость. Лисаветт! Лисаветт! – из последних сил кричит Курфюрст сиплым, срывающимся голосом.

Великий альгвасил вбегает в Тронную залу. Теперь все пропало! Упустил момент – с двумя мне точно не справиться. Это конец…

– Будь добр, огласи мое завещание, – хрипит Принцепс. – А я пока постою на балконе – не хочу упустить ни секунды этой прохладной, чарующей ночи.

Лисаветт достает из кармана мятого, мешковатого сюртука два сложенных пополам, потрепанных, ветхих листочка. Каждый из них – с ландграфским гербом и печатью. Вестимо, Закон о престолонаследии и Завещание. Сразу заметно – серьезные документы, даже молью насквозь не проедены. Мысленно я усмехаюсь – что́ еще остается?

Альгвасил начинает читать. Не утруждайся – мне все известно: Деменцио на престоле, а я – снова в пролете. Несчастливая участь! Небось кинут какую-нибудь кость типа формального повышения. Швырнут прямо под ноги – обглоданную, вонючую, грязную. Может, даже погладят, утешат – а потом пнут, что блохастого пса, и вышлют подальше от ландграфской столицы. И это еще в лучшем случае.

К горлу подступает ком, в глазах – слезы. Не слышу, что́ читает, о чем говорит Лисаветт. И улыбается так довольно-довольно… А Курфюрст молча кивает – мерзко, гаденько, по-плебейски…