— Греби! — снова заорала бабка и их выплюнуло из прохода меж скалами.

Лодка самым натуральным образом взлетела в воздух, зависла на миг, растопырив весла как крылья, и рухнула на воду. От удара закачалась, черпая бортами, бабку швырнуло в одну сторону, в другую, будто тюк тряпья. Митя только и успел вытянуть весло вдоль борта, ловя уже летящую за борт старуху. Она с размаху стукнулась об весла грудью и рухнула на дно лодки. Скорчилась там, выстанывая:

— Держи весла, держи!

Митя греб — слепо, отчаянно, сам не понимая куда, каждое мгновение ожидая, что сейчас ялик подхватит бешенная волна и как рукой великана, швырнет об скалу.

Неестественное дрожание воды он почувствовал не сразу. Просто заклубилась легкая прозрачная дымка, раздался нежный, хрустальный перезвон, будто сотни крохотных льдинок ударялись друг об друга — дзонг-дили-данг-дзонг! Кажется, кто-то запел — протяжно, без слов, да и слышал Митя эту песнь не ушами, а… чем-то! Кожей. Костями. Душой.

Песня была мягкой, успокаивающей… сонной. Отпускал стискивающий внутренности ужас, расслаблялись сведенные судорогой мышцы… Весло стукнуло об борт, Митя вздрогнул и очнулся.

— Началось! — прошептал он, приподнимаясь на гребной скамье.

Место он узнал сразу же — одинокая скала, увенчанная орудийной башней, на которую он в компании со старшиной Потапенко, недавно глядел с берега. А с воды и не поймешь, где заканчивается скала и начинается башня. Разве что у подножья сейчас суетились человеческие фигурки. Что они делают, было не видно, но Митя и так знал.

Вода больше не ярилась, с ревом атакуя скалы и швыряясь яликом, как детской игрушкой. Только волны продолжали вздыматься вверх-вниз, как на море, то вознося утлую лодчонку под слепящее августовское солнце, то погружая глубоко в тень между водными валами. Холод-жара-холод… Тише-ниже-спокойнее… Вода успокаивалась, как котенок под ласковыми поглаживаниями. Пенные буруны, только что с чудовищным ревом перекатывающиеся через пороги, смирялись, вода, с грохотом прорывающаяся меж скал, превращалась в мерный, даже ленивый поток. Митя почувствовал, как их ялик снова поднимается, быстро, но плавно. Вода стремительно прибывала, пряча под собой хищные гребни подводных скал.

Беззвучная песнь взвилась выше, пронзительнее, так что у Мити остро засвербело в ушах, а тело, казалось, пронзили бесчисленные вибрирующие нити. Сквозь ставшую вдруг тяжелой и плотной, как кисель, и темной, как ночь, гладь реки на краткий миг проступило… лицо. Громадное лицо, несомненно женское, с мягкими, округлыми чертами. Лицо приподнялось над водой — лоб проступил водным валом, резкая рябь прочертила разлет бровей, длинные пряди растеклись струями…