— Теперь правым! Швидко давай, якщо житы хочешь! — прохрипела старуха. Она выпрямилась, как струна, пристально уставившись поверх Митиного плеча. — Прямо держи…

Легко сказать — держи! Весла начали рваться из рук, как живые, выворачивались, норовя застрять поперек потока.

— Держи-и-и! — взвыла старуха. — А зараз влево! Влево, бо я тебя клюкой! — она замахнулась, Митя качнулся в сторону от взметнувшейся клюки… и каким-то чудом лодка и впрямь проломилась сквозь течение, отворачивая влево.

Раздался истошный скрежет, лодку тряхнуло — у Мити клацнули зубы. Справа мелькнула скала.

— А-а-а! — Митя попытался оглянуться…

— Я те оглянусь! — клюка метнулась прямиком в лицо, замерла в четверти дюйма от носа.

— Тебя як зваты, панычу? — перекрикивая грохот воды, завопила старуха.

— Дмитрий… — растерянно выдохнул Митя. — Аркадьевич…

— А я — Джамиля! — оскалила она беззубые десны.

— А говорила, не татарка! — буркнул Митя, но бабка услышала и насупилась:

— Тутешняя я! Ты ось що, Митюша, дывысь лише на меня, та слухай, що кажу! — клюка завораживающе покачивалась у самого лица — как готовая к атаке кобра. Бабка пронзительно выкрикнула. — Правой табань!

Митя провернул весла в разные стороны. Лодка развернулась, на миг встав поперек потока. Ревущий пенный вал подхватил ее… и понес бортом прямиком на торчащую из воды скалу!

— Держи, хлопче, держи-держи-держи-и-и! — протяжно верещала старуха и Митя держал, хотя больше всего хотелось отбросить весла и сигануть за борт, сгребая сумасшедшую бабку в охапку… — Левой табань помалу!

Лодка снова крутанулась в воде… неистовое кипение пены окутало ее от носа до кормы, вода хлынула со всех сторон — слева, справа, сверху… надвинулось темное, грозное, страшное, дохнуло ледяным холодом… почти вертикально завалившись на борт, проскрежетала днищем по отполированному водой боку скалы.

— Проскочили! — размахивая палкой, заверещала бабка. — Як Бог свят, як Дана мокра, проскочили! Ай, молодец, хлопче, а я вже думала — потонем!

— Да чтоб тебя… чтоб… — только и смог выдавить Митя.

— И меня, и тебя… — согласилась старуха. — Весла поднять!

Митя стремительно вздернул весла и вцепился в них до боли в пальцах: не упустить… не заорать… А то ведь перед бабкой неловко… Он даже не мог сказать, что ему страшно: благородному человеку страшно не бывает! Просто внутри как вымерзло все, наверное, от леденящего холода воды. Лодчонка неслась между двумя водными стенами. Одна была белоснежной — вода с ревом взмывала по торчащему посреди реки утесу, точно мечтала забраться на самую вершину, и с ревом обрушивалась вниз водопадом белой пены. Другая казалась почти черной — стиснутый меж скалами поток скользил мимо гладкой черной лентой, обманчиво спокойной и вроде бы даже неподвижной, если бы не проносящиеся мимо редкие щепки, которые исчезали из виду раньше, чем Митя успевал их толком заметить. Ялик летел между белой и черной бездной, балансируя, как канатоходец.