Атмосфера ночной площади с фонарями и висящей над ней огромной красноватой луной придавала простым словам удивительную значимость.
Я решительно направился к дому, в недрах которого скрывали от меня Марту. На этот раз меня не остановит никто и ничто, даже если мне придется использовать пистолет по назначению. В голове было так гулко и весело, что не оставалось места для мыслей о последствиях. В коридорах оказалось пусто, темно и безлюдно, и никто не препятствовал мне пройти туда, куда раньше не пускали. Вот только в репетиционном зале никого не было. Разбросанная одежда, сумки, пустые кофры от инструментов, ноты. Отчего-то я совершенно не удивился и не расстроился, меня несла волна решительного возбуждения и поддерживала нелогичная, но железная уверенность, что вот-вот все решится. Не знаю, что именно. Все.
Коридоры вели меня куда-то вглубь здания, они становились темнее и уже, и казалось, что они давно должны были вывести меня на улицу, но не выводили. Меня это совершенно не смущало. В репетиционной я нашел почти полную бутылку коньяка и периодически прихлебывал из горлышка, повышая градус уверенности в своих силах. В какой-то момент понял, что давно бреду в каких-то подземельях, но меня и это не испугало. Меня в таком состоянии ничто не могло испугать. Откуда-то издалека доносилась музыка, и я шел на ее звук, хотя краем сознания понимал, что она, возможно, мне мерещится. И даже когда я понял, что принял за музыку ритмичный звук всхлипывающих от натуги насосов, то не подумал остановиться. Ржавая лестница среди огромных вибрирующих труб вывела в смутно знакомое помещение с кабелями и стальными шкафами. Здесь было очень шумно, и светились разноцветные лампочки.
— Антоха, тебя-то кой черт сюда принес?
— Жену ищу, — сказал я весело. — Не видал? Красивая такая. Со скрипочкой.
— А почему тут?
— Не знаю, — отмахнулся я беззаботно, — почти нашел, представляешь? И снова потерял. Шел-нашел-потерял. Шел-нашел-потерял…
В лицо мне как будто шарахнуло паровозным прожектором, но потом оказалось, что это просто фонарик в руках Петровича.
— Да у тебя зрачки шире глаз! — удивился он. — Чем ты так удолбался?
— Живой водой. Или мертвой. Я так и не понял. Веселый глинтвейн.
— Вот ты и хлебнул той жижи, за которую этот город получил свое название. И как тебе?