“И, похоже, я знаю, кто это”, мрачно подумал Николай.

— Я помогу тебе, — пообещала Анна-Луиза. — Но ты сам должен справиться с ними. Это твой сон, ты здесь сильнее всех. Идём?

* * *

Они поднимались по лестнице, и дом преображался — возвращался в то, подлинное прошлое. Исчезали последние пятна грязи и сумрака, за дверями воцарялся праздничный, живой шум, приходил и оставался праздник.

Вот и его дверь. Николай снял с шеи ключ на верёвочке, вложил его в замочную скважину. Анна-Луиза взяла Николая за руку.

— Не бойся, — попросила она. — Будет страшно. Постарайся прогнать страх, рассмеяться. Тогда мы оба сможем вернуться.

Николай кивнул, и потянул дверь на себя. За дверью висела мгла, непроницаемая и густая. хоть ложкой черпай.

— Это мой сон! — повторил Николай. — У нас всегда было светло, чисто и приятно!

Тьма сгинула — схлынула, поспешно убралась. И вновь — горит свет, чисто и светло, жилой шум. Негромко говорят мама с папой — о чём-то обыденном и привычном. Николай закрыл за собой дверь. Тщательно вытер ноги о коврик — Анна-Луиза сделала то же самое. Можно ведь не снимать с себя уличное, верно? Можно просто представить, что оно снято!

Доля секунды — и вот уже зимняя куртка на вешалке, там же шапка и варежки, а сапоги уже на полке для обуви. Анна-Луиза улыбнулась. Она и сама уже “сняла уличное” — стоит в том самом, нарядном платье, из своего далёкого, самого счастливого дня.

— У меня в комнате, — указал Николай свободной ладонью. — Идём. — Он сделал шаг, и глянул, не удержался, в сторону гостиной. Ощутил, как ледяная игла пронзила его снизу доверху, перехватило дыхание, крик застрял в глотке.

Протей. Дикий протей. В нём слились не только Анна и Николай — уродливые, текучие лица. Там же был и Коршунов, и те двое, что преследовали Николая. И туда же неведомый “скульптор” подмешал и родителей Николая. Чудовище взревело всеми своими глотками — ничего человеческого в этих звуках — и ринулось на Николая с Анной-Луизой.

Николай припомнил — от страха, должно быть — как протеи повиновались приказу Черновой-бабушки, как комично выглядели эти молодые люди, все на одно лицо — и расхохотался. И протей споткнулся, растёкся по полу, стал безобидной красной кляксой на ковре.

— Тебя нет, — добавил Николай презрительно. — Это мой сон. Вон отсюда!

Светящийся туман поднялся над шевелящимися останками протея, и оттуда метнулась призрачная фигура — Коршунов! В той самой куртке, в которой Саша и Николай видели его в зазеркалье. Анна-Луиза молча протянула руку ладонью вперёд, и призрачный Коршунов замер. Похоже, он что-то кричал — видно было, как ему страшно. Но не раздавалось ни звука.