— Летчик?
Марк мысленно чертыхнулся. Конечно же, забывшись, он действовал ручкой управления и педалями так, как будто пилотировал самолет, что не укрылось от опытного взгляда пилота.
— До войны планеризмом занимался, — нашелся он.
— А в авиацию, почему не пошел? — допытывался пилот.
— Так, здоровье подкачало, — ответил Марк, на что пилот только хмыкнул, окинув его фигуру взглядом.
Но тут подскочил Джованни.
— Господин капитан, вам пушки как заряжать? Всю ленту бронебойно-зажигательными набивать или трассеры каждым третьим поставить?
— Не надо трассеров, — коротко ответил капитан и, еще раз взглянув на Марка, повернулся и пошел в сторону площадки, где готовились к взлету другие самолеты.
Джо встал рядом с Марком.
— Думаешь, что-то заподозрил?
— Да навряд ли, — ответил Марк, — но волчара матерый, трассеры ему, видите ли, не нужны. Значит, стреляет наверняка.
— Мне его рожа сразу не понравилась, — вставил Джованни. — Возьму на заметку.
— Да рожи-то у нас у всех хороши, — в тон ему бессмертной фразой ответил Огнев, и повернулся к самолету. Свой выбор он уже сделал, и похлопал рукой по камуфлированному в грязно-серый цвет дюралевому фюзеляжу.
Джованни понятливо кивнул, и, вынув откуда-то из-под робы уже заполненный бланк на оружейную загрузку самолета, проставил в нем номер истребителя. Предыдущий бланк, осторожно зыркнув по сторонам, он аккуратно смял и спрятал в рукав.
Новый бланк практически ни чем не отличался от старого. Только в графе подфюзеляжной бомбовой подвески красовалась тщательно подделанным Джованни почерком Хильды надпись: "SC-500".
Это была максимально мощная авиационная бомба, которую мог нести этот "мессершмитт".
Время вылета было указанно — шесть часов завтрашнего утра.
Утреннее солнце только показалось из-за горизонта, освещая косыми лучами взлетные полосы и постройки базы. Сразу на две полосы зашла на посадку пара двухмоторных ночных истребителя. Последняя из групп ночных перехватчиков, вернувшихся с ночного полета.
Марк проводил взглядом самолеты, чиркнувшие по бетону шасси и, стараясь казаться совершенно спокойным, но в меру озабоченным, как и полагалось технику, двинулся к крайнему левому на стоянке мессершмитту — сто девять "г".