— Ну, ничего страшного, правнук-то тоже не монашеского устава. В двадцать лет — чего от него хотите? Разумеется, в голове только девчонки да и ещё одно какое-то странное увлечение — он лазает с друзьями по всяким подземным тоннелям и коридорам.

— Диггер, так это сейчас называется, — со знанием дела пояснил Борис.

— Да, да, правильно, диггер. Таким образом, друзья, наша старая гвардия не просто в строю, но и активно развивается. Теперь вот и думаю — надо бы и мне съездить как-нибудь под Сталинград на ту ферму. В конце концов, не век же мне чужой хлеб даром есть!

— Вы не даром хлеб едите, — поспешила возразить ему Мария, — Не спешите, не надо пока никуда не уезжать!

Тем временем в окружающей толпе возникло оживление — многие из гуляющих начали перемещаться к металлическим парапетам, установленным вдоль Моховой. Глядя поверх многочисленных голов, можно было разглядеть, как со стороны гостиницы «Москва» к площади под слегка плывущие звуки военного марша приближается широкая колонна под кумачовыми знаменами.

— Демонстрация компартии, — со знанием дела сообщил Борис. — Они каждый год организуют шествие на Девятое мая.

— А другие политические партии как-то участвуют? — поинтересовался Алексей. — Правящая партия, например?

— Нет, не считают нужным. На Красной Площади проходит традиционный военный парад и его, как они полагают, вполне достаточно для выражения памяти и внимания. Коммунисты же устраивают отдельный праздник.

— И они трижды правы, — отозвалась Мария. — Я не сомневаюсь, что две трети шествующих в этой колонне никакого отношения к компартии не имеют и пришли лишь для того, чтобы постоять под знамёнами, цвет которых они продолжают считать своим. Я бы тоже хотела пройтись с ними вместе, жаль, что мы раньше не подумали об этом…

— А что нам мешает? — спросил Алексей, выражая готовность начать пробиваться сквозь толпу к шествию.

— Требования безопасности и десять тысяч полицейских, — охладил его пыл Борис. — Теперь перед любым митингом людей обыскивают и, возможно, тайно фотографируют.

— А фотографировать-то зачем? — возмутился Петрович. — Боятся напрямую запретить и хотят, чтобы у людей срабатывал самоконтроль? Прямо какое-то иезуитство…

— Иезуитство самое что ни на есть! — Борис зло ухмыльнулся. — Вся извращенность нашей политики сегодня проистекает оттого, что её подлинные цели не хотят обнародовать. Раньше власть совершенно не боялась свои цели провозглашать — мировая ли революция, индустриализация, построение развитого социализма… Теперь же — молчание. Для чего, во имя чего всё делается — это скрывается даже не от народа, ибо от народа, согласимся, трудно что-либо утаить, а прежде всего от себя самих. Лежащие ныне в основе реальной политики нажива, вседозволенность, разврат, бесчестие, обман доверившихся и спекуляция на святом — всё это выходит настолько перпендикулярно нормальной человеческой природе, что власть предержащим даже трудно в этом самим себе признаваться. Потому они не жалеют денег на показное благочестие — отсюда и миллиарды на сегодняшний парад, на подарки ветеранам, на весь этот праздничный антураж. Шутка ли — обеспечить шествие, охранять до темноты гуляния, устроить салют — да, всё вроде бы делается правильно, но ведь делается — с холодным сердцем! Что молчите? Или я неправильно говорю?