— Хуже. Мизантроп. Давай развлечение для взрослых посмотрим. На той стороне, кажется, секс-шоп был. Если ничего не изменилось.

— Вряд ли, — она хихикнула, — здесь можно ждать кардинальных перемен.

— Не скажи. Мысль насчет тела тоже не стоит на месте. Собственно, я имел в виду — не закрылся ли.

Секс-шоп не закрылся, и за заплаченные за вход деньги Ежка вышла оттуда вся смущенная. Она все-таки очень целомудренный человечек.

— Кто не знает тебя в постели…

— Что-что ты там бормочешь?

— Я отвечаю своим мыслям.

— Пусть бы твои мысли сказали наконец, чего мы добиваемся. Ты… гадости одни на уме. Серьезно, Гарь! Куда мы? Страшно мне что-то делается. Боюсь я.

— Это ты зря. Я ведь тебе объяснил. Мы с тобой тянем время. Нас сейчас многие ищут, вопрос в том, чтобы нашел тот, кто нужен нам.

— А он знает, где нас искать? А эти? Ты же работал с ними. И сколько можно тянуть время?

— Чего он только не знает. Эти были не те, кто нам нужен. А Время — это… Время — это такая вещь, которую можно тянуть до бесконечности. Ты есть не хочешь?

Я хотел повести ее в «Лель», но, увидев румяные развалы лавашей и плюшек перед круглым входом «Алексеевской», Ежа загорелась глазами и носом потянула, как лисенок голодный. На название «Алексеевская» удивлялась из-за столика под полосатым тентом. Я и сам не помнил, переименовали когда. Душистый теплый хлеб был очень вкусен.

Я ведь не сумасшедший. И не авантюрист. И не герой боевика… Уж это — усмехнулся — точно: не герой. Я только убежден, что раз Гордеев с помощью своего Хватова нашел меня опять, то, значит, нужен я ему.

Есть Гордеев. Есть НИИТоВ. Но ведь есть еще и Присматривающие, хотя в последнем я до сих пор не уверен. В такой мы тройной вилке, а из трех зол… В общем, я выбираю то, которое однажды ко мне добром все-таки обернулось. Но паника холодной змеей ползла внутри. Я улыбнулся Ежке.

— Дожевывай и поехали памятные места столицы глядеть- В нашем с тобой случае место встречи там, где мы. А уж нас найдут, можешь не сомневаться.

Мы ездили на речном трамвайчике. Мы гуляли по брусчатке Поклонной горы, задрав головы, глядели на Нику, читали надпись пульверизатором «Пудель и Утык» на зеленом борту самоходки за мемориалом и читали листовку баркашовцев с крестом, увенчанным стрелами, кривовато прилепленную в укромном месте на столбе. Мы плевались косточками крупных розовых черешен с пологого моста над Обводным каналом. Ежка пила пиво, а я ел мороженое в одной из многочисленных кафешек на Павелецкой площади, а потом она прямо сразу после пива ела мороженое тоже. Мы даже нарочно съездили в Коломенское, чтобы поцеловаться под шестисотлетним дубом с черным длинным дуплом. Я очень старался, чтобы Ежка не задумывалась. А холодная змея ползла, ползла. Плохо ходить туда не знаю куда. Да еще четвертые сутки подряд.