— Вы не представляете, сколько здесь, примерно здесь, я хочу сказать, пресекалось удивительных дорог и было поразительных событий. А уж будет…

Он улыбнулся с не очень идущим к его резкому лицу с крупными скулами мечтательным выражением. Я искал, как ответить. Мне очень многое нужно было сказать ему. Но первым движением, действительно, — закрыть Ежку. Вообще услать ее, чтобы не видела, не слышала, не встретилась. Не стала контактировавшей. Но очень уж внезапно мы на него наскочили. Да и он не дал возможности как-то развести их.

— Однако пусть уж так загадкой и останется. Без необъясненного скучно. Заметьте, я говорю: необъясненного, но не необъяснимого. Все имеет свою первопричину.

— Только иногда она непонятна, — сказал я наконец.

— Отнюдь. Почти всегда просто не объяснена. Или не додумана. Так будет вернее. Здравствуйте, Евгения, — поднявшись и протягивая руку, произнес он. — Чрезвычайно рад вас видеть в добром здравии. Несколько старомодное приветствие, но мне нравится. Кроме того, я рад, что вы все-таки дошли до этой лавочки, где я жду вас с Игорем на самом деле почти час. Прекрасный букет. Как я понимаю, он рос где-то неподалеку.

— Совсем рядом, — сказала Ежка, задирая нос — Вон там. Слишком много глаз, а то Игорь ликвидировал бы весь этот цветник. Если бы я попросила. — Она взяла меня под руку, изобразив «да, я вот такая, что имеете сообщить?». Она еще не поняла.

— Вы даже не представляете себе, как вы правы Глаз здесь хватает.

— Знакомься, Ежа. Михаил Александрович Гордеев. Бессмертный человек.

— Ни то ни другое неверно. Я — Перевозчик

Последний раз я-сегодняшний возьму слово. Хочется просто уточнить, что лишь здесь он, наверное, уже предельно понятный и, как уж это у меня получилось, обрисованный мною, открыл мне свое назначение. Быть может, я напрасно поспешил, но рассказ выстроился, как выстроился, и уже поздно что-то менять.

Я не утверждаю, что знаю теперь о нем все или даже много. Перевозчик Миров не та фигура, чтобы на нее хватило моих коротких слов. Я, скажем, и после Реки, после всего, что открылось мне за ней, не в состоянии представить ни один из иных бесконечных Миров. Придумать — можно, но ведь при абсолютной уверенности, что они уже есть такие, какие есть, выдумывать — это все-таки не то. Да и зарекся я выдумывать что-либо.

Тот невероятно долгий, тянувшийся, серый и, прямо скажем, черный день, в котором я должен был оставаться уверенным и оптимистичным, — то, чего совсем не имел, — все-таки свершался именно так, как я рассчитывал. Я не надеялся на авось. Я не плыл по течению, предоставив выносить ему. Мне кажется, что именно заранее осознанное все то, что стало предметом нашего последнего разговора с Перевозчиком, помогало мне. Нет, даже не осознанное, нет. Оно просто было, я только не мог ничем подтвердить. Подтверждением стал сам ожидавший нас Перевозчик.