***

В общем, молодежка – это была смерть. Изначально, конечно, в этом подростковом отряде имелся какой-то смысл – назначили и выдрессировали главных, их помощников, внедрили стукачей, ну а потом предоставили молодежи вариться в собственном соку. Требовали только соблюдения норм выработки, во внутренние дела не лезли… И оттого стало так жутко, что… В общем, совестливые, добрые, слабые там долго не выживали. А уж что касается присланных «на исправление» взрослых, какими бы крутыми они ни казались, – это особая песня! Мало кто продержался больше пары недель.

«Повоспитывать», «замочить» мужиков – вот славно-то! Ну как тут не поглумиться? Тем более, с полного одобрения и даже при поддержке хозяев!

***

Заложив руки за спину, Тихомиров уныло шагал за надсмотрщиком к соседнему, «молодежному» складу. То есть это только со стороны так казалось, что уныло – на самом-то деле Максим не просто опустил голову: прятал глаза – думал.

Что больше всего ценится в неформальных подростковых компаниях, кроме верности клану и готовности, не рассуждая, эту верность выказывать и укреплять? Правильно – сила и наглость!

Вот таким – сильным и наглым – Тихомиров и собирался сейчас быть. По крайней мере – какое-то время.

Пока то, пока се – молодежный отряд уже отправился на работу, в бараке – складе – «шуршал» только дневальный…

Вот с него-то Максим и начал! Почти по канонам классического советского фильма.

Сразу, с ходу, бросив куртку на лучшие – у окна – нары, пнул истово натиравшего тряпкой пол паренька:

– Ты кто?

– Я-то? Дневальный…

– Вижу, что дневальный… В морду хочешь?

Парень округлил глаза:

– За что, дяденька?

– Было бы за что – вообще б убил, – грозно ухмыльнулся Тихомиров. – Брось тряпку!

Дневальный поспешно выполнил требуемое и угодливо изогнулся: чего, мол, изволите? Не такой уж он и был юный, явно не меньше семнадцати, но задерганный, точней говоря, затюканный, забитый. Бегающий, затравленный взгляд, бритая наголо голова на тонкой шее, смешные оттопыренные уши.

– Садись! – Максим кивнул на соседние нары. – Рассказывай.

Парнишка развел руками:

– Про что рассказывать-то, дяденька?