Словно ему было неинтересно.
Только уши у него подкачали — обвисали по бокам головы, будто два лопуха.
А так — вылитый Гонсик.
У меня даже мелькнуло совершенно дикое подозрение, что может быть, Гансик имеет сына, которого он до сих пор скрывал ото всех, хотя какой–такой сын, откуда, давно бы уже было известно, и только в следующую секунду я догадался, что это, наверное, его младший брат, Карл по–моему, я видел его вместе с Клаусом, между прочим обязанный сейчас находиться не дома, а в школе.
Не могу передать, какая жуткая злость меня охватила: ведь следили же за этой квартирой почти две недели, обсосали, казалось бы, каждую мелочь — просчитали, продумали, проанализировали. И вдруг — такой дурацкий прокол. Ладно мы с Крокодилом, хреновые исполнители. Но Креппер–то, Креппер куда смотрел? Это, как ни крути, его прямые обязанности. Он–то должен был сообразить, насчет мальчика!
Ну, я с ним еще посчитаюсь!
Впрочем, Креппер пришлось немедленно выбросить из головы, потому что подросток задержался в дверях всего на мгновение, лепеча, как ребенок, испуганным голосом: «Гансик!.. Пожалуйста»!.. — а затем, вдруг схватившись за щеки костлявыми смуглыми пальцами, завизжал — как будто его пытались зарезать.
Визг, наверное, слышен был — в соседнем районе.
Это надо было немедленно прекратить.
Я непроизвольно дернулся, чтобы заткнуть рот мальчишке, но стоящий за моей спиной Крокодил, разумеется, опередил меня в этом порыве. Я не знаю, что именно он там сделал, но пронзительное животное верещание, заложившее уши, как будто обрезало — закипела возня, долетел низкий стон, который тоже вдруг оборвался, а затем я услышал шуршание и скрип половиц — будто поволокли по коридору что–то тяжелое.
Оборачиваться я, конечно, не стал: Гансик в этой время уже выкарабкался из прострации и с какой–то замедленной суетливостью двинулся на меня — прижимая ладони к груди и безостановочно повторяя:
— Вы с ума сошли!.. Ребята!.. Ребята!.. Вы — свихнулись!.. Не делайте глупостей!..
Разъезжающиеся глаза его бегали, точно у кролика, а всю кожу, как я внезапно заметил, исчертили поблескивающие струйки пота.
Будто он находился сейчас под неистовым солнцем.
Впечатление было отвратительное.
Следовало, конечно, стрелять, пока он не дошел до меня и пока нам не помешали встревоженные соседи или Охранка, умом я это хорошо понимал, тем более, что и пистолет уже был у меня наготове и оттягивал скрюченную ладонь железной убийственной тяжестью, то есть, стрелять надо было незамедлииельно, драгоценное невосполнимое время уходило капля по капле, но ведь это же был Гансик, с которым мы когда–то играли, и с которым мы бегали наперегонки по двору, и раскидывали поленницы, громоздящиеся за сараями. И мотали уроки, и жевали мороженое в кафе на канале.