Я уже увидел ее за спинами «догов», они схватили ее. Но кто-то дернул меня сзади за ворот и швырнул в сторону. Кажется, раздражительно процедив при этом сквозь зубы: «Да заляг ты, дубина!» Удержаться на ногах мне не хватило и всех извлеченных из потайных чакр сил. Оглянуться бы, кто там такой, увидеть, да куда там. Боль в боку не позволяла лишний раз и подбородком повести. Я рухнул на пол сорвавшейся с крюка свиной тушей.

Странно, а ведь собирался сворачивать шеи как минимум десятку «догов».

Лежа в ворохе бумаг, сплевывая кровь с языка, я слышал шум турбин, топот тяжелых армейских ботинок, ощущал, как дрожит под ними пол. Затем снова грянули ненавистные выстрелы. Крики… да что там происходит? В Трофимова вселился демон? Его не берут пули? Он — бессмертен? И кто меня обозвал «дубиной»?

А спустя всего пару секунд в бункере стало тихо. Относительно, конечно. Кто-то громко харкнул, кто-то матернулся незнакомым голосом, кто-то доложил кому-то о завершении зачистки. Вроде бы по-армейски доложил, отмороженные «полудоги» таким языком явно не пользуются. Кто-то кого-то еще пинал, правда, без особого азарта.

Но главное случилось вот сейчас.

— Глеб… — возле меня присела она.

Я распознал бы ее голос из тысячи. Ее рука легла на мою окровавленную лысую башку, скользнула к щеке, дрожащие пальцы нащупали пульс под нижней челюстью.

— Глеб, ты слышишь меня? С тобой все в порядке?

Счастье. Вот оно в чем счастье — знать, что девушка, которая для тебя вдруг стала ценней собственной жизни, просто жива. Просто есть. Возле тебя. Не важно, убьют ли нас позже и кто там еще посторонний хозяйничает в бункере. Важно, что у нас появилась еще минута. Значит, я ей точно об этом скажу, хоть язык мой и отвык говорить подобные вещи. Выйдет, что у моей жизни таки есть шанс побаловать себя хеппи-эндом, хоть и кратковременным.

— Да все нормально с ним, специально дохлым прикидывается, — сказали за спиной с язвинкой в голосе. — Чмокни его, увидишь как оживет.

— Трофим… — с трудом расклеив слипшиеся губы, — я тебе говорил, что ты похож на злую фею?

— Только один раз. Вставай, разлегся тут. У нас полно дел.

Он помог мне подняться. Ольга ринулась ко мне, едва я эволюционировал из стадии пресмыкающегося в стадию вертикально стоячего хомо сапиенса. Я заключил ее в объятия, ощутил тепло ее тела, ее чистый запах, к которому прочно приплелся запах авиационного керосина, ощутил слезы на ее щеках, ее влажные, соленые от крови губы…

— Ты жива… — проговорил я.

— Как ты? — Она запустила руку под бушлат, почувствовала липкую вязкость на пальцах.