От ее прикосновений его член затвердел и увеличился, напрягся, как натянутый лук.
– Но у меня есть ты, – прошептала Эсменет. – Я лежу с тобой. Я ношу твое дитя.
Келлхус усмехнулся и ласково отвел ее руку. Наклонился, чтобы поцеловать ее ладонь.
– Я ответ, Эсми. Но не лекарство.
Почему она плачет? Что с ней?
– Прошу тебя, – сказала она, снова сжимая его член, как будто это была ее последняя опора. Единственное, что она может получить от этого богоподобного человека. – Пожалуйста, возьми меня.
«Только это я могу дать…»
– Не только, – произнес он, укрывая Эсменет, и положил темную руку на ее живот. – Гораздо больше.
Взгляд его был долгим и печальным. Затем Келлхус оставил ее ради Ахкеймиона и секретов Гнозиса.
Она некоторое время лежала, слушая таинственные отголоски, которые, казалось, проникали сквозь стены. Затем тьма сгустилась, жаровни погасли. Нагая Эсменет вытянулась на простынях и задремала. Ее душа бродила по кругу печалей. Смерть Ахкеймиона. Смерть Мимары.
Но ничто не умирало в ее душе. Особенно прошлое.
– Между защитами проходить легко, – жужжал голос, – если тот, кто поставил их, использует иную магию.
Она внезапно очнулась, хотя и не до конца, и увидела, что какой-то мужчина подходит к ее постели. Высокий, в черном плаще поверх легкой серебряной кольчуги. Эсменет с облегчением осознала, что он очень красив. Это как возмещение за…
У его тени были изогнутые крылья.
Эсменет скатилась с дальнего края кровати, прижалась к стене.
– Подумать только, – сказал он, – а я-то считал, что двенадцать талантов – перебор!
Эсменет попыталась крикнуть, но мужчина вдруг оказался рядом, прильнул к ней как любовник, зажал ей рот гладкой рукой. Она ощутила, как он прижимается к ее ягодицам. Когда он лизнул ей ухо, тело Эсменет содрогнулось от предательского наслаждения.
– Как, – дышал он ей в самое ухо, – как за один и тот же персик можно брать разную цену? Неужто можно смыть побитый бочок? Или сок станет слаще?
Его свободная рука шарила по телу Эсменет. Она чувствовала возбуждение. Не из-за него, но так, словно ее желания можно лепить как глину.
– Или дело в таланте торговки?