– Ты не можешь меня убить, – сказал он. – Я недостижим для тебя.

Она усмехнулась.

– Почему ты так думаешь? Ты не знаешь ничего ни обо мне, ни о моем народе.

Он не понял, почему она говорила таким тоном и с таким выражением лица, но намек на усмешку уловил безошибочно. Тварь презирала снисходительность.

Гордая тварь.

Она рассмеялась.

– Ты думаешь, байки Ахкеймиона могут тебя к чему-то подготовить? Сны Завета – лишь осколок того, что я испытал. Того, что я видел. Я был в тени Не-бога. Я смотрел в пустоту и закрывал ваш мир кончиком пальца… Нет, ты ничего обо мне не знаешь.

Расширенные зрачки. Набухшие соски. Слабый румянец на лице и груди. Пальцы, теребящие завитки волос в паху. Келлхус подумал о шранках и об их безумной, похотливой жажде крови. О Сарцелле – его член твердел от одного предвкушения жестокости тогда, ночью у галеотского костра…

Как похоже.

Он понял, что они были образцом для собственных творений. Они вживляли в подмененных свою кровожадность, делали похоть инструментом власти.

– Так что ты тогда? – спросил Келлхус. – Что такое инхорои?

– Мы, – проворковала она, – раса любовников.

Ожидаемый ответ. В его голове мелькали бесчисленные воспоминания, намеки. Ахкеймион всегда говорил об этой мерзости… Он стер напряжение с лица, изображая глубокую печаль.

– Поэтому вы и прокляты.

Дрожащие ноздри. Небольшое ускорение пульса.

– Мы рождены для проклятия, – сказала она с обманчивым спокойствием. – Сама наша природа есть наше преступление. Посмотри на это роскошное тело. На высокую грудь. На храм ее естества. Я проникаю в женщину, потому что таков мой долг. – Во время разговора она ласкала свой лобок, крепче стискивала левую грудь. – И что взамен? – прошептала она. – За это я должна кипеть в озере пламени? Из-за ограниченности тела?

Келлхус не постигал всей глубины нечеловеческого разума твари, но он видел, что она подсчитывает обиды. Все души, иногда без необходимости, в качестве аргумента и оружия обвиняют других в непонимании. Каждый в центр мира помещает себя.

– Самоотречение – это выход, – сказал Келлхус. – Границы вписаны в порядок вещей.

Она ответила ему взглядом, какого не могло быть у Эсменет, с отвращением отвергая его напыщенность.

«Оно понимает, что я пытаюсь сделать».